Верните белых лебедей

В деревне ему легко, люди приняли как спасителя, порой даже неловко, приходится одёргивать. Пришлось подкупить технику, и заграничный кормозаготовительный комплекс. Родиона разрывало от негодования, даже кормораздатчик сами не смогли сделать, купили за границей, но на бортах написали по-русски «Иван». Как в насмешку, как издевательство. Ферма запущена, договорился с омичами, согласились смонтировать ещё одну и соединить два помещения тёплым переходом. Долго ребята не соглашались на рассрочку расчётов, потом приехали с договором. Родион открыл штемпельную подушку, провёл по ней указательным пальцем и придавил к бумаге. На недоуменный взгляд молодого менеджера сказал, что это его палец, если он нарушит договор, ребята могут взять из колхоза всё, что захотят. Потом, улыбнувшись, отправил к бухгалтеру, печать у него.

Да, средств на всё не хватает, а траты такие, что у генерального голова шла кругом. В марте наконец запустили производство панельных домиков, завезли восемь комплектов, собрали. Всё приезжим, с помощью Коломынцева заманил толкового агронома, зоотехника с опытом работы, женщину-ветеринара аж из Новгорода. Спросил, что заставило податься в Сибирь, коротко ответила, что семейные обстоятельства. А у самой синяк под глазом ещё не прошел. Двое детей, мальчик и девочка, школьники. Специалисты сразу пошли с предложениями и даже требованиями: надо то, надо это. Приходили вместе с Горловым, тот прямо говорил: вот эту заявку надо подписывать, а с этой можно повременить, пока обходимся более простыми решениями.

Пришла Зина Бородина, Родион посадил за стол, налил свежего чаю. Зина похорошела, посвежела, видно, работа заведующей складом бодрила.

— Родион Петрович, людей на производстве не хватает, брать кого попало — себе вредить. А сколько путных женщин дома сидят, потому что ребятишек пристроить некуда? И рады бы копейку заработать, да не выскочишь.

Родион возмутился:

— Ты что, предлагаешь мне детский сад открыть?

— А почему бы и нет? — парировала Зина. — Вот тебе список женщин, хоть сегодня на работу. А сенокос начнётся? Ты думаешь, «итальянец» тебе сена накосит? Для скота накосит, а телятишки, Родя? Ты вспомни, как мы тележками возили лесное разнотравье для будущего телёнка. Забыл? Все кусты обкашивали, все полянки. А сено-то было — куда твоему чаю, хоть и спасибо за угощенье. Разве в деревне могут быть люди лишними? Да никогда! Всем найдётся работа.

С Горловым про садик заговорил, он повинился:

— Я Зинаиду отправил, женщина она толковая. Если не возражаете, один домик можно отдать под детсад. Но это опять затраты, Родион Петрович, только они окупаются довольно быстро.

В садике набралось полтора десятка малышей. Столько же работниц вышли на склад, на ферму. Родион разыскал Зину, отвёл в сторонку:

— Ты на кладбище могилку Лиды-утопленницы найдёшь?

— Знаю. Мы же всем классом ходили её провожать. Родя, неужто вспоминается? Правду говорят, святое чувство про первую-то любовь. Я хоть и девкой вышла за Сёмку своего, а целовалась всё летичко с парнишкой, из города приезжал в гости к отцовым родителям, помнишь, Кухоровы были. До обморока доходило, он городской, потолковей, едва не соблазнил, паразит. А Сёмка-то знал, когда свадьбу сыграли, он мне утром и говорит: «Прости, Зинка, так и думал: проверю, если не девка — утром с позором прогоню». Сейчас иногда шутит: «Надо было придраться и выгнать». «Дурак ты, Сёма, говорю ему, кто же с тобой жить-то стал, кроме меня? Ты же шалопай, тобой рулить надо». В общем, Родион Петрович, подъезжай в обед, я покажу Лидочкину могилку.

— Как она утонула? — спросил Родион.

— Ты знаешь, как-то тихо. Пруд тёплый был, мы же Троицу на кладбище отмечаем, и оттуда все пошли купаться, до Троицы-то нельзя. Она нырнула и поплыла первой, все за ней. А потом хватились — нет Лиды. Ныряли, потом мужики с неводом прибежали, вытащили, но об чём уж говорить… — Зина промокнула глаза уголком платка.

— Она плавала хорошо, мы же с ней последнее лето все ночи на пруду проводили.

Зина кивнула:

— Знаю, Родя, мы подглядывали за вами, какие вы красивые были! Да ещё над прудом туман, вы как не от земли будто, встанете и идёте в воду, пока с головой не скроет. Что тосковала она по тебе, это правда. Она и так не шибко общительная была, а тут вовсе замкнулась, учиться стала плохо, вот и случилось. Только ты не казнись, на тебе греха нет.

— Жалко мне её. Как детство своё — жалко.

На памятник любовались всей деревней. Из камня выходит девочка, ну, точно Лида, а выходит как из воды, и струйки стекают по голому телу…