Верность

– А что у нас было раньше? Мы платили ту же сумму и ютились в съемной квартире, которая была раза в три меньше этой. Думаешь, нашему сыну в семидесяти квадратах было бы лучше?

– Я думаю, было бы лучше купить жилье подешевле без всех этих заморочек!

– Ой, Марге, не становись как все те…

– Все те кто?

– Все те, кто задним умом крепок.

Отстранившись от мужа, Маргерита заварила кофе и принялась колотить сахар в чашке:

– Вот скажи, если бы не деньги твоих родителей, ты бы купил эту квартиру? Если бы не деньги твоих родителей, ты бы на протяжении десяти лет перебивался случайными заработками в редакции и оказался бы на улице с голой задницей?

– Я не устроился на полный день в редакцию, чтобы преподавать. И ты это прекрасно знаешь. – Он забрал чашку у нее из рук. – С Анной все будет хорошо. Эта квартира – отличный вариант для Милана. А я скоро стану редактором в Bell’Italia или большой шишкой в пивной индустрии. В конце концов, куда-то меня точно возьмут, черт побери!

– За любой обман нужно платить, Карло.

Он вспомнил о Мануэле. И о том, что случилось с его собственным обманом. Однажды много лет назад, переспав с Мануэлой, он в спешке вернулся домой, хотя и знал, что Маргерита будет поздно. Принял душ и понял, что с этого момента в их с Маргеритой семейной жизни он – бомба с часовым механизмом. Здоровый носитель бациллы развода: если его вычислят, если он признается, если это случайно всплывет наружу – в любой момент может произойти все что угодно. Благоприятные исходы вроде прощения, второго шанса и понимания он в расчет не брал. В союзе с Маргеритой их просто не существовало – в этом он был уверен. Он знал это с самого начала. Вечер измены свелся к тому, что, послонявшись по квартире, он принял душ, затем спокойно вытерся полотенцем и осмотрел свое тело – оно ничуть не изменилось, разве что головка члена слегка покраснела. У коллеги была гладкая кожа, родинки на спине, не такие выраженные соски и более кислый, чем у Маргериты, запах – сравнивая их, он снова возбудился. Запахнув халат, он скрыл события того полудня: на этот раз Мануэла сама пригласила его в кино. Прикинув объем оставшейся работы, он пристально поглядел на сидевшего рядом Микеле Латтуаду. Услышав, что Карло нужно уйти, Микеле посмотрел на него понимающим взглядом. Выйдя из редакции, Карло отправился по корсо Сан-Готтардо. Стоял сентябрь, они недавно купили Конкордию. Карло поджидал Мануэлу с внутренним трепетом от замаячивших на горизонте перспектив: легкое жжение в груди, не такое сильное, как с Софией, но все же ощутимое – тлеющий уголек, который занимался от любой искры.

Они прошли вместе до Навильо-Гранде, потом он, остановившись на перекрестке, повел ее не в кинотеатр, а в противоположную сторону. За разговорами об утреннем совещании и о том, что за последние полгода доходы редакции упали на девять процентов и это грозило сокращениями в отделе, они дошли до кольцевой дороги. Карло посмотрел на нее в упор – на эту девушку, их Одри Хепберн, не злоупотреблявшую косметикой, в сапожках на небольшом каблуке и с каштановым каре над карими глазами – и почувствовал, что может дойти с ней до дверей находившегося неподалеку отеля «Меркурий». У входа в гостиницу он остановился, повисла неловкая пауза, затем она сказала: после тебя.

«После тебя»: от этих слов сильнее забилось сердце. Около стойки администратора Карло выронил паспорт, и ему пришлось наклоняться за ним. Он не проронил ни слова ни когда они поднимались в лифте, ни когда оказались на четвертом этаже. Шагая по бежевому ковролину гостиничного коридора, он вспомнил о жене, о милом выражении ее лица, когда они порой сталкивались у подъезда после рабочего дня. Затем открыл дверь номера 67, выходившего во двор, и все время, пока он там находился, его не покидало ощущение, что они втроем: он, Мануэла и Маргерита, на двуспальной кровати гостиничного номера со скомканными простынями, с Мануэлой, которая схватила и затащила его сюда, чтобы насладиться новым для нее телом. Стоны без Маргериты, напряжение в паху без Маргериты, жаждущий язык, оргазм – все без Маргериты. Буквально с первых минут на него пахнуло чем-то темным: то, что прежде было необходимостью, переросло в тревогу. Он осознал это, пока лежал рядом с другой в гулкой тишине гостиничного номера, и позже, когда мылся в выложенной серо-голубой плиткой ванной и проверял, не осталось ли на его свитере женских волос. Потом задержался у окна, выходившего на стену здания напротив. Выйдя из отеля, они молча шли по городу, израненному стройками. В толпе праздношатающихся безработных и предпринимателей-неудачников, в этих обломках разваливающейся Италии Карло узнал себя. Они прошлись до окраин Навильо с его мостами и шлюзами, говорить им было не о чем.