В ТИХОМ ГОРОДЕ
Улица была тихая. По дороге, корявой от выбоин, тарахтели редкие подводы и древние полуторки кожевенного завода, единственного крупного предприятия в городе. Машины проезжали, а перед окнами долго еще стояла пыль.
Под обрывом осторожно позванивала гальками мелкая негромкая речка Ак-Буа. За речкой тесно прижались одна к другой березки. Ветер несмело шевелил рощу, казалось, роща дышала.
Нурия, дочь старого печника Амирова, открывала по утрам окно, глядела задумчиво и грустно вдаль, и ей хотелось плакать от этой докучной знакомой тишины. Потом она забиралась с ногами на диван и сидела, больно уперев острые кулаки в подбородок. Смотрела на стол, заваленный учебниками, и, жалея себя, думала, что напрасно заучивала правила, писала наизусть формулы: все равно в институт не поступила.
— Что будешь делать дальше? — спросил как-то отец и равнодушно потер себе щеку. Спрашивал он так, для порядка: что проку от девки в хозяйстве, и не все ли равно, чем она станет заниматься. Беспокойства не испытывал: дочери восемнадцатый год, осенью замуж выдаст.
— Чего молчишь-то?
Нурия не ответила. Она не знала, что будет делать. Молча ушла в другую комнату и снова сидела задумчивая. Кто-то осторожно поскреб оконное стекло. Нурия торопливо поправила на себе платье, бросила косы на спину и подбежала к окну, толкнула створки. Солнце брызнуло ей в лицо. Зажмурилась. И услыхала несмелый и тихий голос:
— Здравствуй, Нурия!
Можно было б заслониться от солнца ладонью, открыть глаза, но она стояла с закрытыми глазами и спрашивала:
— Это ты, Гариф?
Было хорошо, оттого что Гариф явился к ней.
— Скучал? — и, прикрыв глаза ладонью, посмотрела на Гарифа.
— Ага, — быстро мотнул головой парень, — считал дни, когда приедешь.
Он глядел на нее, запрокинув голову на тонкой загорелой шее, молчал, и Нурия понимала: он знает, что не поступила в институт, но ни о чем не спрашивает. И ей стало как-то покойней.
Нурия беззвучно рассмеялась, вспомнив, что этой весной Гариф посватался к ней, и отец ее одобрил парня:
— Верно делаешь! Мастер ты добрый, хозяином будешь — женись.
Старик Амиров обучил Гарифа печному ремеслу, в летние каникулы брал парня с собой в окрестные деревни на заработки. А в минувшем году Гариф закончил школу, и они стали компаньонами.
— Идем к речке, — позвал Гариф, прервав ее мысли.
Нурия кивнула, выпрыгнула в окно. Босыми ногами ощутила нагретую пухлоту пыли.
Все было издавна привычно, знакомо: и напыленная тускло-желтая травка возле заборов, и искристые перекаты речки, и выгорелое бледно-синее небо, по которому медленно-медленно катится оплывшее радужным блеском солнце, и эти прогулки с Гарифом.
Когда спускались к речке, Гариф попытался взять ее руку в свою, но Нурия отдернула руку и быстро пошла вперед. Вспомнилось, как однажды сидели они на крыльце, обнявшись за плечи, и смотрели на закат, лилово растекающийся по небу где-то за черепичными крышами домов.
— Нурия, — негромко сказал Гариф.
— Что? — рассеянно отозвалась она.
— Ты читала «Ромео и Джульетта»?
— Читала.
— Какая у них была любовь!
Она осторожно оттолкнула Гарифа от себя, отодвинулась. Шла тихая, задумчивая. Почему-то по всякому поводу вспоминалось давнее, беззаботное и веселое. Или потому, что все это оставалось далеко в детстве, а совсем рядом, может быть, за ближним днем — иное, незнакомое и тревожное?
В один из дней меркнущего зауральского лета Нурия шла через речку, осторожно нащупывая ногами песчаное дно. Ветерок набежал. Она глянула в воду, прихмуренную рябью, и увидела, словно в волнистом, уродующем лицо зеркале, свое отражение. И рядом качалось другое отражение.
Нурия быстро обернулась. Рослый, с кудлатой светло-русой головой парень смутился. Нурия рассмеялась и внимательно посмотрела на парня. У него широкие кисти рабочего человека и чистые голубые глаза, такие чистые, что когда он отворачивался от солнца, они чуть темнели.
Парень постоял, потом, наклонившись, зачерпнул широкой ладонью воды и оплеснул себе лицо. Капельки воды, смешавшись с солнцем, скатывались по темному лицу. Спросил:
— Как зовут тебя?
— Незачем это вам.
— Да кто знает… Постой! Меня Иваном звать.
Нурия остановилась.
— Меня зовут Нурия. Нюра, если по-русски.
— Нюра, — повторил Иван, потом мотнул головой. — Нет, Нурия — лучше! Студентка, верно?
— Нет… Я уеду отсюда.
— Куда?
— Не знаю. Неинтересно тут… Надоело все, не хочу…
— Понятно. Трагедия?
— Как? — не поняла Нурия.
— В институт не поступила? Какая же это трагедия? А городок, конечно, скучноватый. Тихо живут люди…
— Вы то что, лучше города видели? — ревниво спросила Нурия.
— Повидал! На Сталинградской ГЭС работал. Южноуральскую строил, а теперь вот к вам… Эх, взбудоражим мы городок! Года через три пароходы по реке пустим.
«Хвастун», — подумала Нурия и насмешливо посмотрела на парня.
— Не веришь? Чудачка, ГЭС построим — вода в реке на пять метров поднимется. А дома эти на берегу придется снести: каменная набережная будет.
Он говорил уверенно, и голубые глаза смотрели серьезно, и Нурия подумала: «А может, будет все это!».