Вернуться, чтобы уйти

Она только засмеялась и пропала. А он остался один со своими мыслями. Вот так это бывает — ты ищешь ответ, который тебе лучше не знать. Жогин вспомнил отца Даши, который готов был на все, чтобы узнать, что произошло с дочерью. А ведь ее исчезновение наверняка связано с тем, чем она занималась. И зачем ее отцу знать такое?

Клара Александровна Агеносова числилась секретарем проректора по международным связям Чельцова. Собственно, Чельцов и привел ее в институт. Они и раньше работали вместе. Это была замкнутая, неразговорчивая женщина лет пятидесяти. В институте ее не то чтобы не любили, а скорее, просто не считали своей. Ее замкнутость и отъединенность от других многие объясняли тем, что муж Агеносовой, как выяснилось, страдал странным недугом — он не мог общаться с людьми. Всякая необходимость вступить хоть в какой-то контакт с другим человеком вызывала в нем приступы тоски и была ему просто не по силам. Он не мог заставить себя даже обратиться к продавцу в магазине. Из дома он не выходил неделями. Боялся ли он людей или презирал — понять было невозможно. Жена была единственным и последним человеком, с которым он мог разговаривать.

Представить себе Агеносову в роли руководителя преступной группы, которая не только втягивала студенток в занятия проституцией, но и занималась похищениями, ликвидацией строптивых, в том числе и за границей, было затруднительно. Она могла быть только посредником, например, передавала адреса, по которым надо было ехать, расплачивалась и так далее. Судя по всему, что рассказала Перепелкина, раньше Агеносова делала это через Дашу Трубич, и лишь после ее исчезновения стала напрямую выходить на девушек. Как поведала Перепелкина, старалась обходиться вообще без слов — просто вручала конверт с деньгами, адресом и именем клиента.

Значит, есть кто-то, чьи распоряжения она выполняет, кто весь этот бизнес организовал и контролировал.

Жогин дождался, когда Агеносова вышла из института, и какое-то время шел следом за ней. У небольшого сквера догнал ее и взял под руку. Негромко, но повелительно сказал:

— Клара Александровна, нам надо поговорить. Присядем.

Она послушно села на скамейку и лишь потом нервно спросила:

— А в чем, собственно, дело? Что случилось?

— Клара Александровна, выслушайте меня внимательно. Несколько студенток нашего института оказывают различного рода услуги солидным клиентам. В том числе интимного свойства. Связь идет через вас. Вы передаете студенткам адреса и деньги…

— Послушайте!

— Нет, это вы послушайте. До исчезновения Даши Трубич вы делали это через нее. Я не собираюсь вам читать мораль. Мне нужно знать, чьи распоряжения вы выполняете. Если вы расскажете об этом честно, я не буду выпячивать вашу роль в этом деле. У вас будет время обдумать свое положение, принять какие-то меры. Вы даже можете уничтожить всю вашу бухгалтерию и списки студенток, если они у вас на руках. Эти списки меня не интересуют. Я не собираюсь портить жизнь молодым дурочкам, которые решили подзаработать, торгуя собой. Мне нужны другие — те, кто втянул их, те, кто расправлялся с непослушными.

Агеносова какое-то время молчала, устремив невидящий взгляд прямо перед собой. Наконец довольно спокойно сказала:

— Я так и знала, что когда-нибудь все выплывет наружу. Я говорила ему, что надо заканчивать.

— Кому?

— Чельцову.

— Значит — Чельцов? А кто еще?

— Не знаю, молодой человек, не знаю. Я действительно была только передаточным звеном. А с кем он еще вел дела — понятия не имею. Да и не хочу я ничего знать. Я могу идти? Или…

— Можете, конечно. Только не надо ему сообщать о нашем разговоре. Пусть все идет так, как и шло.

— Мне все равно.

Агеносова пошла в сторону метро, а он смотрел ей вслед. Вдруг она остановилась, резко развернулась и подошла к Жогину. Но садиться не стала.

— Я бы только хотела, чтобы вы знали одну вещь. Про бедных девочек. Их никто не принуждал. Понимаете. Их никто не заставлял, им не выкручивали руки, не угрожали… Они хотели этого сами.

Похоже, она давно хотела выложить все это кому-нибудь:

— Одним деньги были нужны, другим приключений хотелось, красивой жизни… Они что, не знали, что так называемые эскорт-услуги зачастую оборачиваются проституцией? Знали. Им это нравилось. К Даше Трубич очередь стояла, умоляли взять в дело. Если бы все было иначе, Чельцов давно бы лавочку прикрыл. Но они все шли и шли.

— И вам их было не жаль?

— Мне? Их?.. Вы же их видели.

Агеносова вдруг осеклась, словно задохнувшись, махнула рукой и медленно пошла прочь.

«Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Такая поговорка у майора была…» Эти слова из давнего советского стихотворения как нельзя лучше подходили к майору Бурову. Но Жогину удалось невозможное. Он смотрел на застывшее лицо Виталика и понимал, как тому тяжело.

— Паш, и как я это скажу дяде Коле? Про Дашу? Что она…

Буров длинно, замысловато выругался. Смотреть на растерянного Виталика было даже как-то странно.

— Ну, во-первых, мы еще не знаем точно, что было на самом деле. Буров криво усмехнулся.

— Паша, это правда. Я чувствую. И ты сам это понимаешь. Эх, дядя Коля!..