Вернуться, чтобы уйти

— Виталя, помнишь наше последнее дело?

— Какое?

— Там сын убил мать и отца из-за квартиры… Хотелось жить отдельно с молодой женой. Он их, спящих, забил гантелью.

— Ну, помню, а при чем тут это?

— Там была его бабушка — мать убитой. На суде, хотя все было доказано, она сказала, что все это неправда, ее внука оклеветали, этого просто не могло быть. Она просто отказалась верить в то, что ее внук убил ее дочь. Потому что с этим нельзя жить.

— Ты это к чему?

— Дядя Коля тоже имеет право не верить в то, что было с Дашей.

Буров прошелся по кабинету, сокрушенно качая головой.

— Нет, он не такой, он не сможет.

— А ты ему помоги.

— В смысле? — не понял Виталий.

— Ему можно сказать, что есть сомнения, что доказательств прямых нет… Он уцепится за это. Это будет то, что называется святой ложью.

Некоторое время Буров обдумывал услышанное. Надо сказать, психологические тонкости и тайны подсознания — не его профиль. Виталий был специалистом в других областях. Наконец он мотнул головой и жестко сказал:

— Все равно надо найти тех, кто это сделал. Найти и наказать. Пора брать этого гада Чельцова и колоть.

— Не спеши, — попытался успокоить его Жогин. — Я не думаю, что Чельцов способен убирать людей, тем более собственных студенток.

— Что ты хочешь сказать?

— Кто-то за ним стоит. Надо искать этих злодеев.

Господин Чельцов был в институте персоной весьма заметной. Появившись в должности преподавателя, очень быстро выдвинулся на первые роли, убедил ректора в необходимости специально под него создать должность проректора по международным связям и очень скоро замкнул на себя всю деятельность с зарубежными партнерами и фирмами. Поездки за рубеж, гранты, стажировки — все было в его руках. Перед ним заискивали, его благосклонности искали как преподаватели, так и студенты.

Жогин подумал, что стоило бы перед походом к Чельцову поговорить о нем с Апраксиной. Подумал, а потом понял, что на самом-то деле вовсе не Чельцов его интересует, что это все только предлог, повод, чтобы увидеть ее, что-то сказать и услышать в ответ… В общем, все было ясно — эта женщина его зацепила, его к ней тянет. Насколько сильно, еще предстоит разобраться.

Разговор с Апраксиной получился какой-то рваный, скомканный и не то чтобы бесполезный, но и мало что открывший. Ну да, Чельцов в последние годы превратился в весьма значительную фигуру, ректор попал под его влияние, но это объяснимо — институт постоянно нуждается в средствах, и именно Чельцов их приносит. С ним связаны проекты, спонсоры, связи с заграницей. Сам Чельцов, конечно, личность малоприятная, но не до отвращения, мог быть и куда хуже, ему бы все равно все простилось.

Апраксина выглядела рассеянной, все время отводила глаза и, судя по всему, была занята какими-то своими проблемами. Будь Жогин помоложе, он мог бы и обидеться, расстроиться, но опыт общения с женщинами подсказывал ему другое объяснение — она прислушивается к себе, тоже пытается понять, что между ними происходит, складывается, движется или ничего нет и быть не может. В принципе женщине достаточно пары минут, чтобы понять — с этим человеком у нее может случиться все… А еще она не хочет, чтобы он догадался, о чем она про себя думает.

За столом Агеносовой в приемной проректора по международным связям сидела незнакомая Жогину студентка. Этакая Перепелкина номер два. Оказалось, Агеносова заболела. А Чельцов на месте.

Студентка кокетливо улыбнулась Жогину, и он невольно подумал, не была ли и она из тех, кто стоял в очереди к Даше Трубич, томясь от желания попробовать запретные плоды тайком от родителей.

Кабинет Чельцова был увешан рамками, обрамлявшими бесконечное количество дипломов, лицензий, договоров, фотографий почетных и влиятельных гостей и партнеров. Сам он, довольно молодой еще мужик в дорогом костюме, что-то утомленно говорил по телефону. Кивнул на кресло перед его столом и помахал свободной рукой, давая понять, что разговор уже скоро закончится.

Жогин сел и внимательно, уже как пациента, с которым предстоит основательно поработать, оглядел господина проректора. Внешний осмотр особых сложностей вроде бы не сулил. Да, вполне себе уверенный и ухоженный на первый взгляд господин. Но очень маленький, как бы сморщенный, убегающий назад подбородок принято считать свидетельством боязни общения с окружающими. Кроме того, это могло говорить еще и о страхе попасть под чье-то влияние. Правда, полагаться только на один подбородок Чельцова вряд ли так уж стоило. Все-таки нелегальная деятельность сего господина была достаточно дерзкой, и рассчитывать на то, что он начнет сразу «колоться», не приходилось.

— Валентин Константинович, рад вашему визиту! — как всякий деятель западной ориентации, Чельцов улыбался широко, хоть и неискренне. — Я слышал, дела у вас пошли нормально, студенты к вам тянутся. Надеюсь, вы у нас надолго останетесь. Не представляете, как нам нужны молодые, современные, энергичные люди. С чем пожаловали? Может, у вас есть какой-то интересный, как сейчас говорят, проект? А то у нас, увы, с инициативой, а тем более инициативой интересной, очень туго…