Вернуться, чтобы уйти

Как выяснилось, гражданин Бугатин, окончив с красным дипломом юридический факультет, поступил в Высшую школу КГБ, а потом работал в аналитических подразделениях этой организации. Больших чинов не достиг, так как не умел строить отношений с начальством. Не то чтобы вел себя вызывающе или недисциплинированно, нет, был всегда корректен и аккуратен, но при этом ни для кого не было секретом, что сам он себя считает лучшим специалистом и уверен, что его недооценивают. По всем вопросам у него было свое мнение, и часто оно с мнением начальства не совпадало. На лице его при этом ясно читалось: ну, и козлы же вы все… Но приказы при этом исполнял неукоснительно, так что придраться было не к чему.

Когда же знаменитой организации, пугавшей весь мир, но толком не знавшей, что творится в собственной стране, пришел конец, майор Бугатин не впал ни в отчаяние, ни в растерянность, ни в пьянство. Во время смуты и неразберихи он пунктуально ходил на работу, просиживая в кабинете долгие часы, в то время как другие слонялись по коридорам в ожидании приказа о сокращении. А потом майор Бугатин подал рапорт об отставке и чуть ли не на следующий день оказался в службе безопасности новонародившегося банка, где возглавил департамент аналитики и информации. Собственно, там он и трудится до сих пор. Выше не лезет, но авторитетом пользуется. Хотя и на начальство банка смотрит все с тем же выражением: что с вами, дураками, поделаешь, нет от вас спасения на этом свете!

— Сережа, погоди, откуда такие подробности? — искренне изумился Корсавин.

— Эх, Корсавин, к людям надо быть добрее, и тогда они к тебе потянутся, душу перед тобой откроют. А уж про полезную информацию и говорить нечего.

— И все-таки?

— И все-таки! Ты уж больно привередливый стал. Мало того, что проследи да расскажи все, так еще доложи, откуда взял. Не бойся, не придумал. Просто иду я года два назад по коридору в управлении и слышу, как один мой опер на кого-то в своем кабинете орет: «Ты мне своими органами не тычь! Знаем мы, чем вы там в своих органах занимались — людей расстреливали по спискам!» Что, думаю, за ерунда? Заглянул в кабинет, смотрю, там перед опером сидит аккуратный такой дедок, не дряхлый еще, в костюме, с орденскими планками, а сам весь красный и руки дрожат. В чем, спрашиваю, дело? А опер мне и говорит: вот, пришел внука своего, бандита малолетнего, выручать. Говорит, сам всю жизнь в органах прослужил, так что ко внуку моему должен быть другой подход, особенный… Я смотрю, сейчас деда удар хватит от переживаний! В общем, увел я его к себе, попоил водичкой, успокоил и поговорил с ним душевно.

— Ну, ты гуманист! — фыркнул Корсавин, не раз видевший, как Сережа разбирается с подозреваемыми и колет их с особым пристрастием.

— А ты как думал, — не стал отпираться Сережа. — Манеры знаем. Так вот, оказалось, дед действительно всю жизнь в органах прослужил, в кадрах, на пенсию вышел совсем еще не так давно… А внук его по глупости с каким-то подонками связался. Ну, я проверил — за пацаном ничего серьезного нет, поговорил с ним и отпустил. А дед потом благодарить пришел, и я его во время разговора так между делом спросил про одного нашего клиента, который вроде бы тоже в свое время в органах крутился… Так дед такую про него справку выдал, что у меня и вопросов больше не осталось. Причем, мало того, что он про прошлое все знает, так он еще и в нынешних делах все рубит.

— А что он о нынешних может знать? Откуда?

— Откуда! Оказывается, у них есть такой кружок из своих бывших коллег и товарищей. Так они собираются и обсуждают, кто из их сотрудников чем сейчас занимается, что за ним числится… Информация такая!.. Но, сам понимаешь, они ею ни с кем, кроме своих, не делятся. Но ко мне дедок проникся доверием и кое-что поведал…

Сережа от удовольствия от своих успехов аж потянулся сладко, как кот.

— Так что я, Корсавин, когда человечка твоего по фамилии установил и выяснил, что у него в прошлом и какие университеты он кончал, сразу дедушке этому позвонил. Он мне все о нашем герое и доложил.

— Эх, были бы такие деды по всем вопросам, горя бы мы не знали!

— Да, он еще сказал в конце, что у Бугатина несколько лет назад что-то в жизни произошло, и с тех пор он совсем замкнутый в себе стал. И раньше, дедок говорит, мужик был хоть и умный, но тяжелый, а теперь с ним совсем трудно стало.

— А что именно произошло?

— Корсавин, у тебя совесть есть? — обиделся Сережа. — У меня сколько времени на все про все было? Ты сам не хочешь немножко ножками потопать? Да в дерьме покопаться? А то знаешь, в ресторанах следствие вести, пивко попивая… Пристроился, блин! Мне бы такую работенку!

— Значит, дед твой не в курсе, что у Бугатина стряслось?

— Нет, не знает. Горячим ты угощать будешь? Или, как всю информацию из меня вытащил, зажилишь?

— С тобой зажилишь! Да, а кстати, как этот банк-то называется, в котором наш майор Бугатин свои анализы делает?

— Это, Корсавин, не банк. Это, понимаешь ли, финансово-промышленный холдинг. Не хухры-мухры! «Монолит» он называется.

Уже на прощание Корсавин сказал: