Вернуться из смерти

  То, что нужно: прямолинейный, как эта самая секира, отчаянный рубака, любитель малознакомых женщин, привыкший забывать их, едва увидит следующую юбку. По словам солдат выходило, Артси - первая, к кому он не пытался подбивать клинья. И то потому, что она выручила в бою всех рипуариев, и он дал клятву относиться к ней, как к старшему родичу - ох, наверное, и бесило это гордого северянина! Жена есть, и четыре ребёнка тоже - но убеждён, что, если жена далеко, это не повод жить без женской ласки. То, что надо. Лучше и пожелать нельзя. Конечно, и не дурак: начнёшь расспрашивать, насторожится. Но всё, что нужно, она уже знает, и источники сведений либо мертвы, либо станут держать язык за зубами.

  Бугай нужен только для одного: чтобы Халишта оказалась рядом с Артси. Ради этого можно решиться на крайнее средство: позволить ему зайти дальше поцелуев. Разумеется, предварительно она примет кое-какую настоечку. Она жена и мать, и рожать детей будет только от мужа, мужчины своей касты. Главное, чтобы оказаться рядом с Эгбертом, когда он окажется рядом с Эвинной. А там она знает, что делать. Не получится - останется крайний вариант: небольшим, спрятанным в складках полушубка кинжалом в горло. Или между рёбер - и прямо в сердце. И после этого успеть вырваться из шатра. Затеряться в многолюдном лагере, где лишь немногие знают, кого и за что ищут, не так сложно, как кажется.

  Вот и всё. Осталось только исполнить задуманное, к вящей славе богини Борэйн. Каждый из касты убийц, в сущности, может считать себя Её жрецом, а само лишение жизни очередной "цели" - священным обрядом в Её честь. Потому и нельзя идти на задание, не думая о Ней. В касте Халишты существовала особая молитва, и её-то сейчас неслышно произносили яркие, красивой формы губы женщины. Молитва, в которой Халишта просила у богини считать будущее убийство жертвой Ей, а когда придёт черёд самой Халишщты, не забыть про щедрое жертвоприношение.

  Эгберт заметил новую знакомую, с которой встретился четыре дня назад, но уже привык к её неброской красоте, издалека. Он сидел на валуне рядом со своей палаткой - борэйнские меховые штаны позволяли и спать под открытым небом даже в самые морозные дни месяцев Ясеня и Корабля. На коленях мужчины лежала огромная секира о двух лезвиях, руки машинально водили точильным камнем по итак кинжально-острому лезвию, а губы негромко напевали фривольную песенку.

  Эй, красавица! Улыбнись же нам,
  Идти в бой завтра храбрым парням,
  А что будет в бою, то кровавым скрыто туманом.
  Вождь ведёт нас к славе и победам,
  А врагам несёт гибель и беды.
  Уходящие в ночь на рассвете вернутся со славой...

  В общем, что-то этакое. Она знала язык племён с южного берега Борэйна, но не настолько, чтобы понять дословно. Да и наплевать. Главное - то, за что старейшине рода заплатил наниматель, будет сделано, и простодушный вояка, сам того не ведая, проложит дорогу к успеху. Иногда глупость хуже предательства.

  - Привет и почтение храброму Эгберту! - по-борэйнски произнесла Халишта.

  Обращение на родном языке, да ещё такое учтивое, привело вождя северян в восторг.

  - А, Камчия, - лопатообразную чёрную бороду, заиндевевшую у рта, рассекла белозубая улыбка. - Рад тебя видеть! Мой шатёр - и твой тоже!

  Камчия... Эгберт знал её именно под этим именем - чтобы, даже когда поймёт, что натворил, не смог её проклясть. Любая и любой из касты наёмных убийц имеет в запасе не один десяток подобных имён. И искать человека, представившегося "защитным" именем, труднее, чем зная его имя, род и касту.

  "Рад он, - недовольно подумала Камчия-Халишта, заходя в шатёр. Здесь было тепло, пахло потом, кожей, металлом и оружейным маслом... Словом, пахло мужчиной. - Так всегда у мужиков - сначала рад видеть, потом лапочка-лапочка, а потом пошла с глаз долой". Хотя... Если б не мужская похоть, подобраться к иным из "клиентов" хотя бы на дистанцию выстрела из самострела было бы нереально. Будь эта Артси мужчиной, всё было бы куда проще. Ну, чего нет, того нет.

  И всё-таки хороший воин. Хоть в тёплой палатке и дожидалась своего часа хорошенькая девушка, сначала Эгберт закончил с секирой. Заточив до бритвенной остроты оба лезвия и острое навершие топорища, которым можно колоть, как копьём, Эгберт несколько раз крутнул оружие над головой, с наслаждением услышав, как загудел рассекаемый морозный воздух. Только после этого шагнул в полутьму шатра, склонился - и Халишта ощутила на губах жадный и долгий, перехватывающий дыхание поцелуй. Руки воина повесили секиру в ременную петлю на стене шатра: не дело оставлять оружие на сырой земле, даже на время, необходимое для соития. Кто не знает сей простой истины - тому не стоило рождаться воином.