Вернуться к тебе

— Пойдем прогуляемся, — предлагает Перл.

Дорожка вдоль озера тянется на милю и даже чуть больше. Перл шагает первой, мы с Цимом бежим трусцой, чтобы поспеть за ней. Светит полная луна. Ее свет расползается по воде серебряной паутиной. Теплый ветерок шуршит листвой. Из глубины леса доносится смех. Со мной двое моих самых лучших друзей, и ночь так прекрасна, словно слетела со страниц детской книжки с картинками. Такая ночь могла бы наполнить кого-то другого чувством спокойствия, а для меня такая ночь способна только пролить свет на то, что все идет черт знает как.

Перл тяжело дышит.

— Знаешь, — говорю я, — тебе вправду стоит бросить курить.

— Заткнулся бы ты, святой Леви!

Мы шагаем молча. Каким-то образом Цим и Перл догадываются, что мне не до болтовни.

На тропинке прямо перед нами лежит валун. Перл и Цим обходят его с одной стороны, я — с другой. Я чуть было не шепчу: «Хлеб с маслом», но только потому, что слышал, как эту присказку сто раз говорила мама, а не потому, что я суеверный.

— Раньше он только меня игнорировал, — наконец произношу я, — а теперь игнорирует весь мир.

Перл замедляет шаг, идет рядом со мной.

— Если тебе от этого хоть капельку легче, то меня он тоже игнорировал.

— А меня — нет, — встревает Цим. — Со мной он всегда себя вел круто. И ты на меня не кидайся, Леви, но и к тебе он тоже круто относился. Просто у него столько забот было, когда он школу заканчивал, да с предками вашими надо было разбираться, да решение его в армию пойти всех черт знает как напугало. Так что я тебе так скажу: не бери это так уж сильно в голову.

Я останавливаюсь как вкопанный. Перл хватает меня за руку.

То ли хочет меня удержать, чтобы я не врезал Циму, то ли просто хочет показать, что она на моей стороне.

Перл разжимает пальцы, и из меня словно бы пробка вылетает и вся кровь вытекает из тела. Я не врежу Циму.

Нет у меня никакого желания драться.

Меня переполняет беспокойство.

— Просто… Я не знаю. Не знаю, что с ним творится. Он ничего не делает. Только дни и ночи напролет торчит в Интернете.

— Ты только что описал все население Америки младше сорока пяти лет, — замечает Перл.

— И еще он изучает карты. Просто чертовы кучи разных карт. Может быть, это и стоит считать хорошим знаком, ну, типа, он вообще хоть чем-то интересуется, но как-то это все-таки… если и интерес, то какой-то нездоровый.

— А на какие сайты он заходит? — интересуется Цим.

— Откуда мне знать?

— Как откуда? Ты же проверяешь историю пользования Сетью после того, как он возвращает тебе твой лэптоп.

— Да? Я проверяю?

— Ну да, чувак. Проверяешь.

— Точно. Проверяю.

— И?

Я тяжко вздыхаю:

— Нет там ничего.

Мы вернулись к парковке.

Почти полночь. Я бы начал тревожиться насчет того, что поздно вернусь домой, если бы у меня был «комендантский час» или если бы я знал, что меня кто-то ждет.

— Совсем ничего? — почти одновременно спрашивают Перл и Цим.

Они переглядываются. Они так редко что-то говорят синхронно, что оба не удерживаются от улыбки.

Я рассказываю им, как Боаз проводит дни, просматривая видеозаписи сражений в пустыне, снятые на маленькие камеры дрожащими руками солдат. Про то, что он посещает веб-странички, пережившие своих создателей и превратившиеся из сайтов, где сексуально озабоченные парни с именами вроде Спайк когда-то кляли на чем свет стоит грубую, шершавую армейскую туалетную бумагу, в онлайн-мемориалы. Виртуальные склады, где хранится чужое горе.

Я говорю друзьям о том, о чем они уже знают. О том, что Боаз из тех людей, у которых когда-то было все. Но все же осталось то, чего он хотел. То, ради чего стоит воевать. Даже если эта его часть стоила нам всем слишком дорого.

Я рассказываю друзьям о том, как брат ушел и исчез.

Перл останавливается с ключами от машины в руке и смотрит на меня поверх крыши своей машины. Лицо у нее просто каменное. Совсем не привычное лицо Перл.

— Он пока где-то там, Леви. Правда, он там, и он вернется. Когда-нибудь обязательно вернется.

Цим кивает.

Мне хочется им верить. И я стараюсь.

Но луна уже ушла, пропала за какими-то облаками и унесла с собой теплый воздух. Это уже не та ночь, которая может принести кому-нибудь покой.

Это ночь, полная тревоги.

А для меня тревога вот какая: может быть, брат вернулся? Может быть, все так и есть?

Есть поговорка насчет службы в армии — что ты уходишь служить мальчиком, а возвращаешься мужчиной. Но я почти на все сто уверен в том, что Боаз ушел служить мужчиной, а вернулся призраком.

Глава пятая

Когда я был маленький, я, бывало, спал с родителями. Я просыпался, на ощупь находил дорогу по темному коридору и придумывал какую-нибудь причину, почему я оказался посреди ночи около родительской кровати.

Нога болит. Какой-то шум за окном. Что-то в постели противное царапает меня — крошки на простыне или что-то еще.

Больше я с родителями не сплю, потому что… нет, ну это было бы чересчур. Но почти каждую ночь я просыпаюсь без какой-либо явной причины.

И когда я просыпаюсь, чаще всего я слышу звуки из комнаты Боаза. Иногда слышны щелчки клавиатуры. Сегодня я слышу, как брат негромко кричит.