Верные до смерти

К Рождеству Государыня и Великие Княжны приготовили для всех собственноручные подарки. Ее Величество потрескавшимися от холода руками, едва удерживающими спицы, связала служащим шерстяные жилеты, которые их очень обрадовали. Зимой дом сильно выстывал, дров, чтобы протопить его основательно, не хватало. Нередко температура не поднималась выше +7. Семья и домочадцы надевали валенки и всю теплую одежду, какую могли найти.

Посторонних в «Дом свободы» не допускали. Исключение сделали для дантиста, доктора С.С. Кострицкого, который приехал к своим пациентам из Крыма, окулиста, приходившего к Императрице, и сына доктора Деревенко Коли, лучшего друга Цесаревича.

В Рождество на елку в губернаторский дом не пустили детей доктора Боткина и баронессу Буксгевден. В утешение Государыня послала им маленькие елки, украшенные ею лично. А для приехавшей с баронессой старой гувернантки-англичанки нарисовала ветку омелы в память об английском Рождестве и в записке просила мисс Мозэр принять «этот скромный подарок от дочери <ее> соотечественницы».

Жильяр писал о том, как им не хватает новостей из России. Но когда приходила почта, новости чаще всего становились источником новых переживаний.

Из дневника Государя: «Среда. 8/21 февраля. Та же неизменно-прекрасная погода с теплым солнцем и поразительной яркой луной по ночам. Судя по телеграммам, война с Германией возобновлена, так как срок перемирия истек, а на фронте, кажется, у нас ничего нет; армия демобилизована, орудия и припасы брошены на произвол судьбы и наступающего неприятеля! Позор и ужас!»

Государь заметно осунулся, побледнел. Скорбное выражение, вызванное развалом армии и фронта, уже не покидало Его лица.

14 сентября в Тобольск на смену П.М. Макарову прибыл комиссар В.С. Панкратов с помощником Никольским. Кобылинский, перешедший в его подчинение, отзывался о нем как человеке умном, развитом, замечательно мягком. Жильяр увидел в нем тип образованного сектанта-фанатика, по природе доброго и мягкого, а его помощника охарактеризовал без околичностей: «Настоящее животное». До отъезда из Тобольска Никольский, не жалея сил, будет стараться соответствовать этому определению.

Из дневника Государя: «1 сентября. Новый комиссар от Временного правительства Панкратов на вид рабочий или бедный учитель. Он будет цензором нашей переписки».

Бедный, добрый, развитой Панкратов, окончив свою службу при Августейших Ссыльных, напишет книжицу, в которой с «природной мягкостью», снисходительно обрисует Семью, пожурит Государя, посетует на ограниченность Государыни и укажет на непростительные недостатки воспитания и образования Августейших Детей.

Движется к концу 17-й год, с каждым днем меняется политическая обстановка в стране. Власть уплывает из рук Временного правительства, и, в сравнении с собственными проблемами, безмятежная жизнь Узников волнует его меньше всего. Караулу не выплачивается обещанное Керенским усиленное довольствие, и обстановка в «Доме свободы» накаляется. Чтобы не подвергаться оскорблениям и хамству, Государь и Дети, по совету Кобылинского, стали избегать встреч с солдатами.

Кобылинский: «Когда мы уезжали из Царского, Керенский сказал мне: “Не забывайте, что это бывший Император. Ни Он, ни Семья ни в чем не должны испытывать лишений”».

Кобылинский об этом никогда и не забывал, а вот Керенский не намерен был помнить, хотя на следствии он утверждал: «Конечно, Временное правительство принимало на себя содержание Семьи и всех, кто разделял с ней заключение. О том, что они терпели нужду в деньгах, мне никто не докладывал». Этому заявлению цена такая же, как сказанному им раньше: «С того момента, когда Государь отдал Себя и Свою Семью под покровительство Временного правительства, я считал себя обязанным по долгу чести оградить неприкосновенность Семьи и гарантировать Ей в обращении с Ней черты джентльменства». «Долг чести» Керенского – фигура чисто риторическая.

Несмотря на растущие финансовые трудности, Александра Феодоровна отправляла посылки с продуктами друзьям, голодавшим в Царском и Петрограде. Наконец, в один далеко не прекрасный день, повар Харитонов сообщил Кобылинскому, что торговцы в кредит больше не отпускают. Личные средства, с которыми Семья приехала в Тобольск, были полностью истрачены. Положение становилось критическим. Императрица, князь Долгоруков и Пьер Жильяр (практичный швейцарец), обсудив ситуацию, решили вместе заняться организацией домашнего хозяйства и растянуть на возможно больший срок деньги, которые собрал и сумел передать Семье граф Бенкендорф. Семья урезала расходы до минимума, часть прислуги была уволена. Им дали средства, чтобы добраться до Петрограда. Оставшимся слугам уменьшили жалованье. Придворные начали оплачивать кухонные счета. Долгоруков и Татищев, по соглашению с Кобылинским, подписали векселя городским купцам.

После Октябрьского переворота занимать стало не у кого.

«28 октября. 2-я революция. Временное правительство выслали. Большевики с Лениным и Троцким во главе… в Смольном. Очень пострадал Зимний дворец (из дневника Государыни).