Верные до смерти

Тут же выяснилось, что в назначенный для пребывания Семьи губернаторский дом, пафосно названный «Домом свободы», переезжать нельзя: необходим ремонт.

Из дневника Государя: «…Дома, назначенные для нас и свиты… пустые, без всякой мебели, грязны… Поэтому остались на пароходе. Поужинали, пошутили насчет удивительной неспособности людей устраивать даже помещения и легли спать рано…» Сам-то Государь был полной противоположностью: солдат-охранник, наблюдавший, как Он вскапывает огород, воскликнул: «…Если ему дать кусок земли и чтобы он сам на нем работал, так он скоро опять всю Россию заработает».

Переселились в «Дом свободы» 13(26) августа. Через улицу, в доме купца Корнилова, разместилась свита – Татищев, Боткин, Долгоруков, Шнейдер, Гендрикова, учитель английского языка Гиббс. Жильяр жил в губернаторском доме. Всего вместе с Семьей приехали 39 человек. Позже прибыли еще шестеро: фрейлина Буксгевден, камер-юнгфера Занотти, комнатные девушки Романова и Уткина и дети Боткина.

Режим первых недель в Тобольске был наиболее мягким за весь период заключения. Полковник Е.С. Кобылинский добился от Отрядного комитета, чтобы свита и прислуга свободно выходили из дома. «Никакого стеснения никому не было, но Августейшая Семья, конечно, в праве передвижения была ограничена».

Комендант не раз указывал на то, что Великие Княжны не находятся под арестом, и Им, добровольно присоединившимся к Родителям, наравне со свитой должна быть предоставлена большая свобода. Он даже надеялся, что Государю иногда разрешат ходить на охоту. Но в первый и последний раз Семье позволили выйти за пределы «Дома свободы» в день въезда, 26 августа. Они побывали на другой стороне улицы, в доме Корнилова, посмотрели, как устроились приближенные.

Впрочем, права и свободы свиты скоро стали приобретать декларативный характер. Солдатам надоело сопровождать придворных в их передвижениях по городу, хотя претензий на дальние и частые путешествия у них не было: генерал Татищев ходил только к зубному врачу, графиня Гендрикова выходила в город раза два в неделю и только Долгоруков гулял ежедневно.

Прогулки отменили. На бурном заседании Отрядного комитета, собравшегося по этому поводу, Кобылинский заявил, что нельзя ограничивать права иностранных подданных Жильяра и Гиббса. А если одним дать послабления, то нельзя обходить и других. Татьяна Боткина: «Мудрый комитет поддался на эту удочку и решил всем предоставить свободный выход без конвоя… на один час в неделю. Все недоумевали, почему они всего на один час становились безопасны для революционных властей, но решили не указывать комитету на странности его решений и подчинились, тем более что гулять одним хоть раз в неделю было приятнее, чем иметь, как выражался Гиббс: “this wretshed soldier in your back”[1]».

И все же в Тобольске по сравнению с Царским Селом было спокойно, но, как пишет следователь Соколов, это «было сибирское спокойствие». Жизнь Семьи в обширном, живописно расположенном, богатом старинными церквами, богоугодными и учебными заведениями городе, была сужена до предела. Дом, двор, небольшой сад, одни и те же люди. Даже если Их приводили в церковь, туда не допускали народ. Из дневника Наследника от 22 ноября 1917 года: «Весь день прошел как вчера и так же скучно».

Государь читал, вел дневник, пилил дрова, работал в саду. Государыня читала, вышивала, рисовала. Дети усердно учились. Иногда ставились спектакли. Жильяр и Гиббс оказались талантливыми режиссерами, а в артистах перебывали почти все. Из дневника Государя: «28 января. Воскресенье… Отслужена обедница. Долго работал в саду. Погода, при 5° мороза, приятная. После обеда состоялся четвертый домашний спектакль. Ольга, Татьяна, Мария, Настенька Гендрикова и Татищев дружно сыграли “La Bete noire”».

«6-го декабря. Среда. Мои именины провели спокойно и не по примеру прежних лет. В 12 час. был отслужен молебен. Стрелки, бывшие в карауле, поздравили меня, а я их – с полковым праздником. Получил три именинных пирога и послал один из них караулу. Вечером Мария, Алексей и m. Gilliard сыграли очень дружно маленькую пьесу “Le fluide de John”; много смеху было».

Преподаватель русского языка и литературы П.В. Петров

Обедают приближенные вместе с Семьей. По вечерам, как правило, читают вслух. Государя сменяют Татищев, Боткин и князь Долгоруков. «Валя читал хорошо и внятно», – отметил в дневнике Государь.

Пока разрешалось, все писали письма.

«Дорогой Петр Васильевич. Пишу Вам уже третье письмо… Странно, что никаких известий от Вас не получаем. Сегодня 20 гр. мороза… Пока я Вам пишу, Желик читает газету, а Коля [Деревенко] рисует его портрет. Коля беснуется и поэтому он мешает писать Вам. Скоро обед. Нагорный Вам очень кланяется… Храни Вас Господь Бог! Ваш любящий Алексей» (письмо Цесаревича учителю русского языка).