Верные до смерти

Новые правители с презрением выбросили фиговые листки приличий, которыми стыдливо прикрывались «временные». 25 февраля 1918 г. они объявили, что, так и быть, согласны обеспечить гражданину Романову крышу над головой, отопление, свет, солдатский паек. А уж остальные расходы, извините, их не касаются.

Из дневника Государя: «14/27 февраля. Среда. Все последние дни мы были заняты высчитыванием того минимума, который позволит сводить концы с концами».

Государю выдали продовольственную карточку за № 54 и приказали ее заполнить. Карточка сохранилась, в графе «звание» стоит: «Экс-император», улица – «Свободы», состав семьи – «Семь».

Правила пользования ею предписывалось строго соблюдать:

1. Владелец карточки получает продукты только при предъявлении ее в городской лавке или лавке кооператива «Самосознание».

2. В случае утраты карточки владелец лишается права на получение дубликата, если официальными данными не докажет утрату.

3. Нормы выдачи продуктов и цены вывешены в лавках.

4. Передача карточки другому лицу воспрещается.

Два-три раза Семью выручили анонимные пожертвования. Присылались продукты из Иоанновского монастыря.

Но Они были вместе, духовно едины и потому – сильны. Из письма Государыни А.В. Сыробоярскому от 23 мая: «Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину… Вы видите, мы веру не потеряли, надеюсь никогда не потерять, она одна силы дает, крепость духа, чтобы все перенести. И за все надо благодарить…»

Жалоб и отчаяния со стороны Семьи не было в Царском, нет в Тобольске, не будет и в Екатеринбурге. «Он [Государь] прямо поразителен. Такая крепость духа, хотя Он бесконечно страдает за страну, но я поражаюсь, глядя на него. Все остальные члены семьи такие храбрые и никогда не жалуются… Маленький – ангел» (из письма Государыни от 10 декабря 1917 г. к Вырубовой).

Сама Государыня поднимается на высоты духа, неподвластные ничьим козням – ни дьявольским, ни человеческим: «Во всем воля Божия; чем глубже смотришь, тем яснее понимаешь. Ведь скорби для спасения посланы…иногда попускаются для измерения смирения и веры, иной раз для примера другим. А из этого надо себе выгоды искать и душевно расти…» (от 10 апреля 1918 г. к Вырубовой).

1 апреля 1918 года состоялось заседание ЦИК большевиков, целиком посвященное Отряду особого назначения и охране Тобольских Ссыльных. Один из вопросов, которые решали Свердлов, Спиридонова, Аванесов и др., имел непосредственное отношение к свите. В протоколе заседания было записано: «Усилить надзор над арестованными, а граждан Долгорукова, Татищева и Тендрякову считать арестованными и, впредь до особого распоряжения, предложить учителю английского языка или жить вместе с арестованными, или же прекратить сношения с ними». «Что ни день, то новый сюрприз!», – восклицает Государь.

Полковнику Кобылинскому было приказано арестовать и перевести в «Дом свободы» генерала Татищева, князя Долгорукова и графиню Гендрикову. «13 апреля. Все жившие в доме Корнилова переехали к нам. Только доктора Боткин и Деревенко оставлены на свободе» (из дневника Жильяра).

Императрица прозревает значение этих перемен: «Несмотря на приближение бури, в наших душах царят мир и покой. Что бы там ни случилось – на все воля Божья. Слава Богу, хоть мальчику немного лучше». Алексей Николаевич заразился коклюшем от Коли Деревенко. Из-за кашля порвался кровеносный сосуд, вызвавший сильное внутреннее кровоизлияние. Императрица день и ночь не отходила от постели Цесаревича.

23 апреля на смену Панкратову прибыл комиссар Яковлев. И сразу искоренил упущение: арестовал «недоарестованных» врачей.

Настоящим ударом стало заявление Яковлева, что он срочно должен вывезти всю Семью в Москву. Это было нереально: Алексей Николаевич снова «день и ночь так невыразимо страдает, что никто из родных его, не говоря уже о хронически больной сердцем матери, не жалеющей себя для него, не в силах долго выдержать ухода за ним. Моих угасающих сил тоже не хватает… Преподаватели Алексея Николаевича г-н Гиббс и, в особенности, воспитатель г-н Жильяр… чтением и переменой впечатлений отвлекают больного от его страданий, облегчая ему их и давая родным его и Нагорному возможность поспать и собраться с силами…» (из письма доктора Боткина в Екатеринбургский совет).

В тяжелейший для Августейших Родителей момент Семье пришлось разделиться. Приняв решение ехать с Государем, Государыня говорила Жильяру: «…Царь им необходим… Они хорошо понимают, что один он воплощает в себе Россию… Вдвоем мы будем сильнее сопротивляться, и я должна быть рядом с ним в этом испытании… Но мальчик так болен… Боже мой, какая ужасная пытка!»

Камер-юнгфера Тутельберг: «Государыня перед отъездом убивалась страшно. Она сказала: “Вы знаете, что такое для меня сын. А мне приходится выбирать между сыном и мужем. Но я решила, и надо быть твердой. Я должна оставить мальчика и разделить жизнь или смерть мужа”».

Сестры решили, что с Родителями поедет Мария Николаевна. Ольга Николаевна возьмет на себя заботы по дому, а Татьяна Николаевна присмотрит за братом.