Верные друзья

Ха-ха, ха-ха,
Плещется речка,
Ха-ха, ха-ха,
Ну и местечко!

Друзья заканчивают песню:

Если придется плыть вам по свету,
Не забывайте песенку эту.
В каждом деле, двигаясь к цели,
Надо всюду видеть все мели[1]

.

* * *

Пристань. Луна над Камой.

Окруженные шумной толпой провожающих, друзья стоят у готового к отплытию плота.

— Огромное вам спасибо!

— Приезжайте к нам!

— Обязательно приезжайте!

Захмелевший Нестратов, обнимая за плечи седоволосого речника, говорит несвязно, но торжественно:

— А знаете ли вы, дорогой мой Иван Ильич, что такое архитектура? Это музыка, застывшая в камне! Да, да! Что может быть прекраснее человеческой мысли, воплощенной в точном, великолепном здании?

Друзья пытаются унять расходившегося Нестратова, но он, увлеченный собственными мыслями, уже не говорит, а почти кричит в полный голос:

— И не верьте вы этим болтунам, этим горе-новаторам — Ллойду, Гропперу и прочим. Они, видите ли, выдумали теорию о распаде города. Они мечтают о том, чтобы человек, как одинокий затравленный волк, строил себе жилище вдали от других людей… А мы говорим, что это чепуха!

Веснушчатый матросик так же, как и на концерте, глядя прямо в рот Нестратову, шепчет:

— Вот дает! Вот это дает!

Нестратов взмахивает рукой и торжественно заканчивает:

— Вся наша советская наука о градостроительстве утверждает, что это чепуха! Мы мечтаем о великолепнейших белых городах в зеленом кольце садов, которые украсят нашу землю…

— Василий Васильевич! — очень вежливо, но с металлическими нотками в голосе, говорит Лапин. — Нам пора. То есть я хочу сказать — пора и честь знать.

И снова слышится со всех сторон:

— До свидания, товарищи!

— Спасибо вам!

Плот медленно отчаливает от пристани Кошайска.

Нестратов, сложив ладони рупором, кричит:

— Товарищи, вы меня поняли? Прекрасные города на прекрасной земле — вот наша цель!

* * *

Отдышавшись, он садится, благодушно смотрит на Лапина и Чижова:

— По-моему, они остались очень довольны нашим концертом. Вы не находите?

— О концерте и о поведении некоторых его участников мы поговорим после, — холодно отвечает Лапин. — А сейчас мы с Чижиком идем спать. Ты сегодня дежуришь, капитан. Не вздумай нас будить раньше, чем… А где, кстати, у нас следующая остановка?

Нестратов достает из кармана пиджака географическую карту, потертую на сгибах, испещренную какими-то стрелками, крестиками и кружочками. Лапин с карандашом в руке склоняется над картой:

— Кошайск, стало быть, мы проехали… — Он ставит на карте кружочек. Затем следует Гарусино — зерносовхоз, там задерживаться нет смысла. — На карте появляется крестик. — А вот в Тугурбае…

— А вот в Тугурбае… — перебивает Чижов и неожиданно замолкает.

— Что — в Тугурбае? — вопросительно смотрит на него Нестратов.

— Приплывем — поглядишь! — загадочно усмехается Чижов. — Пошли спать, Александр Федорович! Чижов и Лапин уходят в шалаш. Нестратов смотрит им вслед.

— Братцы! А, братцы! А что будет в Тугурбае?

Лапин и Чижов не отзываются.

— Эх! — горестно вздыхает Нестратов. — И поговорить-то человеку не с кем!

Он ложится, закинув руки под голову, вытягивает длинные ноги и не замечает, как сталкивает в воду новые тапочки Чижова. Тапочки булькают, переворачиваются и камнем идут ко дну.

Медленно плывет по течению плот.

12

Вывеска:

«УПРАВЛЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА ТУГУРБАЯ»

За окном громыхают мощные землеройные машины, гудят механические пилы, перекликаются в лесах звонкие голоса.

В конторе строительства, несмотря на ранний час, полно народу.

Как и в приемной Нестратова, люди ожидают терпеливо и безнадежно, курят, снова и снова перечитывают развешанные по стенам плакаты с тоскливыми изречениями:

«Без дела — не входи», «Излагай вопрос ясно и четко», «Экономь свое и чужое время».

Все эти плакаты написаны от руки, и только один, отпечатанный типографским способом, злобно предупреждает:

«Ходи тихо — здесь работают!»

Надменная секретарша с тонкими поджатыми губами, в очках, стучит на пишущей машинке.

Пожилой человек в высоких резиновых сапогах, по виду прораб, взглянув на часы, подходит к столику секретарши и спрашивает:

— Мария Ивановна, голубушка, где же все-таки товарищ Нехода? Ведь он мне к шести часам назначил, а сейчас уже восемь… Ведь у меня вся работа стоит.

— Не знаю, не знаю! — рассеянно отвечает секретарша. — Нам начальство не докладывает, где оно. Потерпите — придет!

— Когда?

— Своевременно, — сухо говорит секретарша. Человек в резиновых сапогах тяжело вздыхает и, безропотно приготовившись ждать, садится.

Тикают стенные часы-ходики. Стучит пишущая машинка. В стороне, у окна, кружком расположились комсомольцы. Секретарь комсомольской организации, Алеша Мазаев, в круглой тюбетейке на стриженой голове и синей спецовке, из нагрудного кармана которой торчат всевозможные линейки и карандаши, с выгоревшими добела на солнце бровями, тихо говорит, сердито поглядывая на Катю: