Верные друзья

— И рад бы! Но согласитесь, что выступать босым — значит проявить элементарное неуважение к аудитории.

И тут наступает его очередь встревожиться — по лицу Лапина медленно расплывается улыбка.

— Нет, нет, — торопливо говорит Чижов, — я в твоих ботинках не пойду, они жмут.

— Зачем же в моих? — нежно говорит Лапин. — Ты не ценишь своих друзей. Они купили тебе прекрасные матерчатые тапочки за восемнадцать целковых. На лакированные, к сожалению, денег не хватило. Так что готовься, мой друг, к выступлению.

* * *

Клуб речников.

Переполненный зрительный зал. Люди стоят в проходах, расположившись на подоконниках, толпятся в дверях.

В первых рядах, рядом с начальством, сидят жены речников и держат на коленях детей.

Несмотря на то, что занавес еще закрыт, на лицах ребятишек, облепивших окна с улицы, сияет полный восторг. Иногда из общего гула голосов вырываются отдельные реплики:

— У нас тоннаж превосходит.

— А это из Куйбышева артисты?

— И теперь грузы пойдут из Москвы водой…

Но вот наконец дернулся и открылся занавес.

Посредине ярко освещенной сцены стоят три стула. В центре сидит Чижов, Лапин и Нестратов, держась руками за спинки стульев, стоят по бокам и растерянно улыбаются. Гремят аплодисменты.

Нестратов делает шаг вперед, поднимает руку, судорожно глотает воздух и застывает.

— Давай! — раздается сзади энергичный шепот Лапина.

— Дорогие товарищи!‥ — от неловкости Нестратов говорит срывающимся голосом и заискивающе улыбается. — Разрешите мне от всех нас поздравить вас…

Чижов хихикнул, и Лапин сердито ткнул его кулаком в бок.

— …поздравить вас, — уже тверже продолжает Нестратов, — с вашими замечательными производственными успехами. Мы с огромным удовольствием выступим сегодня на вашем вечере, но мы должны вам признаться заранее — произошла ошибка. Мы не артисты. Я, например, архитектор…

По залу прокатывается взрыв хохота. Какой-то веснушчатый матросик, прижав к груди фуражку, восторженно восклицает:

— Ох, дает! Вот это дает!

Нестратов, пожав плечами, продолжает:

— Вот он — врач, а третий наш товарищ — животновод. Смех в зале становится громче.

Лысый толстяк, утирая мокрые глаза от слез, стонет тоненьким голоском:

— Ох, не могу! Я, говорит, архитектор… А то еще, бывает, пожарными представляются… Ох, комик!

Нестратов, обернувшись к Чижову, яростно цедит сквозь зубы:

— Это все твои дурацкие шутки… Что делать?

Чижов подходит ближе.

— А я откуда знаю, что делать? Что я — конферансье, что ли?

Лапин тоже подходит. Он очень напуган. Растерявшись окончательно, друзья забывают, что на них смотрит зал, и сбиваются в кружок.

— Скандал, — бормочет Лапин.

— Надо быстро что-то придумать! — шепчет Чижов и, обернувшись, посылает залу обаятельную улыбку. — Ей-богу, намнут нам шею и будут глубоко правы.

На сидящих в зале зрителей все происходящее на сцене производит впечатление заранее отрепетированного номера. Разыгрывается довольно сложная пантомима, из которой явствует, что Нестратов негодует. Он вне себя. Он даже показывает Чижову кулак.

— Ох, дает! — восхищается матросик.

В это мгновенье Нестратов, махнув рукой, пытается удрать со сцены. Но попытка покинуть друзей в тяжелом положении не удается — Лапин и Чижов перехватывают его по дороге и тащат обратно.

Смех в зале усиливается.

Чижов с мужеством отчаяния выходит вперед, к рампе.

— Друзья мои! — кричит он. — Я один во всем виноват! Вяжите меня, но дайте рассказать правду…

Гром аплодисментов прерывает его речь.

— Ладно, — свирепо говорит Чижов, — тем хуже для вас. — Он обращается к Лапину: — Следи за Василием, чтобы не сбежал! — И скрывается за кулисами.

Воцаряется полная тишина.

Лапин и Нестратов стоят окончательно растерянные. Через секунду появляется Чижов. В руках у него гитара. Он лукаво подмигивает Нестратову и передает гитару Лапину:

— Вспомним-ка молодость! Авось пронесет!

И Чижов запевает:

Мы вам расскажем, как мы засели,
Как мы однажды сели на мели,
Плыли, плыли, вдруг — остановка,
Скажем прямо: очень неловко.

Нестратов выступает вперед, подбоченивается и важно, с укоризной, по-нестратовеки, смотрит на друзей:

Хуже на свете нет положенья,
Чем человеку сесть без движенья.
Ох ты, ух ты, — скучно и сыро,
Ох ты, ух ты, — ждать нам буксира.

Лапин грустно поет:

С этого места, как говорится,
Вверх не подняться, вниз не спуститься,
Ох ты, ух ты, — некуда, братцы,
Ох ты, ух ты, — с мели податься.

Слушает затаив дыхание веснушчатый матросик. Лысый толстяк цокает языком.

— Хороши артисты!

Чижов выхватывает гитару из рук Лапина и с азартом продолжает:

Чайки над нами весело вьются,
Рыбы под нами громко смеются.

Лапин взмахивает рукой, и зал подхватывает: