— Это я Робинзон! — быстро говорит Лапин. — У профессора, поскольку он хирург, безусловно черная душа, и, стало быть, он — Пятница. На долю академика остается роль попугая. Господи, как хочется есть!
— Шутки шутками, — вздохнув, говорит Нестратов, — а как все-таки слезть с этого острова?
17
Больница в Тугурбае.
Ночь.
Забинтованная голова девушки на подушке.
У кровати молча и неподвижно сидит Наталья Сергеевна.
В палату заглядывает девушка-врач.
— Пойдите отдохните, Наталья Сергеевна. Право же, за Катюшей хорошо смотрят.
Наталья Сергеевна не оборачивается.
— Не сердитесь, Мария Николаевна. Мне просто приятно около нее подежурить. Я здесь отдыхаю. Тишина. И она так спокойно дышит…
Врач машет рукой и уходит.
Тишина.
— Понимаешь, Катюша, — едва слышно, одними губами произносит Наталья Сергеевна, — теперь уж я не сомневаюсь — мне не почудилось… Он был здесь… Опять прошел рядом со мной и ушел. Я думала, что теперь уж мне не будет так тяжело, а мне… Такой у меня глупый характер — однолюбка… Завтра на «Ермаке» попробую его нагнать, но…
Забинтованная голова на подушке слабо шевелится.
— Что? Кто?
— Это я, Катюша, Наталья Сергеевна. Больше никого нет. Все тихо. Все хорошо. Спи.
Утро. Пароход у пристани Актау. У борта стоят Наталья Сергеевна, помощник капитана — Сережа Петровых и толстый, благодушный, очень спокойный начальник пристани.
Наталья Сергеевна сжимает руки.
— Где же они? Значит, мы проплыли мимо…
Сережа решительно машет рукой.
— Отпадает!
Начальник пристани пожимает плечами.
— У меня они не проплывали! Удивляюсь!‥
— Но не могли ведь пропасть бесследно на спокойной реке плот и три взрослых человека?
— Найдем! — успокоительно говорит Сережа. — Не беспокойтесь, Наталья Сергеевна!
— Эй, — раздается окрик.
Все трое перегибаются через борт.
Вдоль берега ползет катер, волоча на буксире злополучный плот. Моторист машет рукой.
— Начальник пристани здесь? Такое дело: плот перехватили! Вещички есть, документы есть, даже гитара есть… А людей нету…
Наталья Сергеевна глухо вскрикивает, перегибается через борт еще ниже, с отчаянием смотрит на плот.
Сережа вполголоса говорит начальнику пристани, хмуря брови:
— Надо прочесать реку… И сообщи Тугурбаю, чтобы выслали со своей стороны катера!
18
Попугай и Пятница — Чижов и Нестратов — печально сидят на берегу острова.
Вид у обоих нахохленный, голодный и несчастный.
— Да-а, — задумчиво говорит Нестратов, — не так-то это просто заменить силикатный кирпич местным строительным материалом. Другой материал — другая форма, другие задачи, другой ансамбль… В самом проекте придется много менять.
— Я тоже, признаться, не очень спокоен, — негромко замечает Чижов. Как там моя пациентка?‥
Лапин-Робинзон в стороне, не обращая внимания на друзей, ожесточенно выдирает из куска трухлявого дерева сучок, вставляет в образовавшееся отверстие сухую палочку, садится и, зажав палочку между ладонями, начинает ее вращать.
— Александр Федорович, — торжественно говорит Нестратов, — снимаю перед тобой шляпу. Ты единственный практик среди нас. Добывать огонь трением, конечно, не новая выдумка для человечества и в наши дни выглядит несколько старомодной, но применительно к обстоятельствам ты — гений!
— Да-а-а, — глубокомысленно заключает Чижов. — Как пещерный человек Саша ушел далеко вперед! Давай и я покручу немного…
Несколько минут проходит в напряженной работе.
— Она нагрелась! — шепотом сообщает Нестратов.
— Кто — она? — сухо спрашивает Чижов.
— Палочка.
— А где же огонь?
— Огня нет, — сумрачно говорит Лапин, — и, очевидно, не будет. Отрекаюсь. Как наши предки выкручивали из этой палочки огонь — ума не приложу.
— Хилые потомки! — вздыхает Чижов. — А который сейчас может быть час?
Лапин смотрит на солнце из-под ладони:
— Часов около двенадцати…
— А не дурно бы сейчас, — мечтательно произносит Нестратов, — стаканчик кофе горячего…
— Салфеточку, — подхватывает Лапин, — подстаканничек, бутерброд со шпротиком…
— Сырочку, — продолжает Чижов, — яичек, буханочку хлебушка…
— Перестаньте! — стонет Нестратов. — В противном случае на этом острове будет отмечен первый случай людоедства!
Несмотря на голод, Нестратов чувствует себя великолепно, но друзья делают вид, что не замечают этого.
— Слушай, Чижик, — бородатое лицо Лапина абсолютно серьезно, — давай съедим академика, а?
— Так жарить же не на чем, — озабоченно говорит Чижов, — а в сыром виде его не прожуешь.
Нестратов собирается ответить, но слова замирают у него на губах. Он настораживается, как охотничья собака на стойке, поднимает палец:
— Слушайте, слушайте!
С реки доносится отрывистое чихание мотора.
Друзья, словно по команде, мгновенно бросаются в воду и плывут. Плывут молча, ожесточенно взмахивая руками, и только когда показывается наконец грузовой катер, ведущий на буксире огромную плоскодонную баржу, Лапин сдавленно кричит:
— Эй, люди! Товарищи! Ура!
— Караул! — поддерживает его Нестратов.
Баржа.
Лапин, Чижов и Нестратов сидят на каких-то ящиках, окруженные шумными, веселыми пассажирами баржи — строителями, бетонщиками, сварщиками, монтажниками.