На сей раз голос Томаса звучал не в ее воображении. Быстро оглянувшись назад, она увидела, как он вышел из тени за террасой. Он выглядел точно привидение: тощий, бледный, старый. Сердце ее забилось, защемило. Она подумывала, не убежать ли в дом, задернуть все занавески, запереть все замки, потушить свет и сидеть в одиночестве, словно в огромном гробу, одной против большого, злого, мерзкого мира.
Он самодовольно сказал:
— Это не лучший способ унять переживания.
— Пошел к черту…
— Я устал от пререканий и взаимных оскорблений. Абигейл, у меня есть предложение.
Она с подозрением посмотрела на него, но ничего не сказала.
Томас воспринял это как разрешение продолжать.
— Я хочу, чтобы ты сказала Жану-Полю: Камни Юпитера у меня.
— У тебя?
— Скажи ему, что Там взяла их перед тем, как уехать из Франции в Сайгон. Она не знала их ценности, они ей были дороги как память. — Томас вошел в прямоугольник света, лившегося из дома, но от этого стал казаться еще старше, бледнее, измученней. — Скажи Жану-Полю, что Там перед смертью передала их мне на сохранение.
Абигейл не могла пошевелиться. Сердце ее пустилось в галоп, глаза не могли сосредоточиться, но она не хотела доставлять удовольствие Томасу Блэкберну тем, что упадет замертво у его ног. Она сказала:
— Я не понимаю…
— Я не хочу, чтобы ты взяла контроль над ситуацией, Абигейл. Если ты направишь Жана-Поля ко мне, то обещаю: я сделаю все, что в моих силах, чтобы заставить его забыть о мщении и справедливости и оставить тебя в покое.
— Почему я должна тебе верить?
Он некоторое время внимательно смотрел на нее.
— Когда-нибудь я нарушал свое слово?
Она не ответила, не желая признавать его исключительную честность, но зная, что та безупречна. Томас всегда был фанатично предан «своему слову».
— Абигейл…
Не собирается ли он упрашивать ее? Она улыбнулась при этой мысли. Но Томас замолчал и отступил в тень.
— Хорошо, — сказала она, — я по крайней мере подумаю над твоим предложением. Дам тебе знать.
— Как пожелаешь, — сказал он.
— И брось свой назидательный тон. Мне меньше всех хотелось, чтобы все так вышло…
— Почему же, Абигейл? — саркастически спросил Томас, глядя словно сквозь нее. — Ведь это весьма острое ощущение.
— Иди к черту, проклятый гордец!
Он подарил ей едва заметную загадочную улыбку, самое малое, что он мог ей дать. Выйдя на ночную улицу, глотнув свежего воздуха, глядя на дома, в которых бурлила жизнь, Томас думал, что вот за этими окнами люди смеются и любят друг друга. Это была отрадная мысль. Час назад он передумал допивать бутылку черничного вина и вместо этого отправился на Маунт-Вернон-стрит — во второй раз за последние двадцать шесть лет. Во второй раз за последние полсуток.
Ничего не изменилось с прошлого утра. По правде говоря, ничего не изменилось и с 1963 года.
Помня о своем больном сердце, он тем не менее спешил на Западную Кедровую что было сил.
Глава 29
К трем часам утра Джед был готов обезглавить кукушку на старинных ходиках Томаса и задушить Пуховика, любимого кота Ребекки, который все время стаскивал с него плед и норовил прогуляться по лицу. Джед слышал, как пробило полночь, час, два, каждые полчаса и теперь, в очередной раз сбросив Пуховика, ждал, когда пробьет три.
Вот, наконец-то: «Ку-ку…ку-ку…ку-ку…»
Он скинул плед и сел. В голове мелькали вопросы, образы, Ребекка с очаровательной улыбкой и голубыми глазами. Они гуляли до заката, стараясь во всем разобраться, но чаще говорили ни о чем: о сухонькой старушке, которая когда-то держала кондитерскую лавку на Чарлз-стрит, о том, правда ли в антикварном магазине в витрине выставлено серебро миссис Колдуэлл и верно ли, что она разорилась, об урожае цитрусовых во Флориде в этом году, о платье с вырезом до ягодиц, что красовалось в небольшом магазине моды. Камни Юпитера лежали в сумке, которую Ребекка беззаботно повесила на плечо.
— Не боишься, что нападут грабители? — спросил Джед.
— Это стало бы решением всех наших проблем, не правда ли? Мы натравили бы на несчастного грабителя Жана-Поля Жерара.
Когда они возвратились, Томас по-прежнему сидел в саду. Джеду не понравился его вид: пепельно-серое лицо, за которым скрывалось невысказанное знание. Сейчас ему можно было дать лет сто.
Он знал, что составляло тайну Джеда, но ничего не сказал Ребекке.
И оттого, что Джед увидел ее вновь, ему не стало легче смириться с ложью, в которую он заставил ее поверить. Однако Джед понимал, что выбора у него нет.
В 1975 году, ослабший после месяцев госпиталя сначала в Маниле, потом на Гавайях, Джед пришел к Томасу Блэкберну за советом. Он не знал, к кому еще пойти, кто еще мог бы понять, что случилось с ним, с Квентином, Ребеккой и Там, кто понял бы, почему он взял ответственность за невинное дитя.
«Поступай так, как тебе подсказывает совесть, — порекомендовал Томас. — По совести и спрос».