Версаль

Со временем король сумел убедить аристократию, что ее призванием является не иллюзорная независимость, а военная служба на благо государства и военная слава. А раз уж служение связано с понятием военной службы и военной чести, то придворный считается солдатом уже с рождения. Если же этот дворянин, кроме всего прочего, ведает королевским гардеробом или является комнатным дворянином, то он просто-напросто делает это по совмещению, то есть стремится удвоить свое желание служить.

Первых кампаний во время правления Людовика XIV, и особенно его войны с Голландией, хватило, чтобы кровью скрепить негласный договор между монархом и дворянами. Войны последнего периода его правления велись в то время, когда Версаль уже стал королевской резиденцией. Это обстоятельство лишь усиливало у придворных стремление служить государству.

В это время, как никогда ранее, платили налог кровью. Военной службе отдавался явный приоритет, а Версаль предоставлял королю реальную возможность контролировать качество службы. Таким образом, можно получить представление о реальном значении королевского двора. Конечно, в зимний период двор мог быть слишком озабочен выигрышами в карты маркиза де Данжо, последней любовной интрижкой или какой-нибудь дуэлью, но с приходом весны вновь возвращались военные опасности. Все подвиги, ранения и смерти получали отсрочку до лета.

Принцесса Пфальцская так описывала версальский двор после битвы при Мальплаке[94]: «В Версале теперь видны только коляски, повязки и костыли». Высокородное дворянство, таким образом, в полной мере оправдывает значительную часть своих привилегий. Оно идет служить, много лет проводит на войне, постоянно рискует и без колебаний платит налог своей кровью (не так оно поступает в отношении десятины). Часто бывает так, что двор превращается в прихожую перед смертью. Правда, не все видят эту реальность. Такие, как Сен-Симон и де Монтерлан, видят в версальских постройках один лишь декор.

Битва при Мальплаке. Старинная гравюра

Балы и маскарады, устраивавшиеся для двора, уже не такие многочисленные и не настолько веселые, как до 1682 года, игра в карты и любовные развлечения, игра в шары, охота и конные состязания – все это предназначалось для отдыха и вознаграждения воина. Если даже в Версале начинало казаться, что слово «воин» плохо сочетается с лентами, украшавшими одеяния маркизов, оно в полной мере обретало свое реальное значение в армии.

Армиями командовали высокородные лица: принцы крови, как Конде, потомки узаконенных детей монархов, как Вандом, иностранные принцы, как Тюренн[95]. Когда же генералами-победителями становились подданные, менее значительные по происхождению, например если их имена Буффлеры[96] или Виллары[97], то король жаловал им титулы герцогов или пэров. Нет причины переживать из-за того, что Конде, Конти или Вандомы не были представлены в советах монарха и что начиная с 1661 года дворяне мантии стояли во главе правительства.

Дух Версаля царствовал как при дворе, так и в государстве. Монарх возвел каждую группу в ранг, достойный ее компетенции. Высокородному дворянству – война, но не политика. Министры из судейской среды делали свое дело и по заслугам занимали при дворе первое место.

В таких условиях не стоило обращать внимания даже на то, что в 1709 году были раскрыты сразу три заговора. Все это было лишь небольшое недоразумение, если принять во внимание Фронду.

Версаль – это символ окончательной победы Людовика XIV над Фрондой. Причем этот реванш он взял не из простого самолюбия, а по причине политической и государственной необходимости. От этого реванша выигрыш прежде всего получило государство.

Разумеется, при дворе находились не только дворяне, главным предназначением которых была служба в армии. Там присутствовали и старики, известное количество детей и множество дам. Никто не мог даже предположить, включая короля и других заинтересованных в этом лиц, где начиналось придворное дворянство и где кончался список просто «дворян при дворе» и, наконец, сколько же дворян в каждой из этих категорий. Эту великую тайну не смог разгадать также ни один историк, вплоть до нашего времени.

Придворное дворянство испытывало невыразимые муки по вине Людовика XIV от того, что вынуждено было строго соблюдать нюансы дворцового этикета.