Через несколько дней венценосная чета, а также Монсеньор с супругой окончательно поселились в Версале. Дворец там пока только строился. Не были закончены ни Зеркальная галерея, ни большие боковые пристройки Мансара, и пока нельзя было предположить, что Версаль станет постоянным жилищем монарха. Сам Людовик уже принял окончательное решение, но не говорил его вслух открыто: он в принципе не отличался чрезмерной разговорчивостью, а секреты и вовсе не спешил разглашать. Во-первых, он не желал говорить на эту тему, настолько неприятную для Кольбера. Во-вторых, он успел достаточно изучить своих придворных и был уверен, что объявление о решительном изменении образа их жизни не будет воспринято с энтузиазмом.
В то же время Людовик жил мечтой о том, чтобы поселиться в этом дивном месте. Он буквально бредил Версалем. Здесь он устраивал незабываемые увеселения, здесь его посетила любовь. Долгих двенадцать лет король невыносимо терзался от скуки в Тюильри. Мадам Севинье как-то писала из Парижа: «Двор находится здесь, а королю здесь скучно до такой степени, что каждую неделю он уезжает в Версаль на три-четыре дня».
Параллельно со строительством в Версале работы по королевскому заказу велись в Сен-Жермене и Лувре, однако монарх никогда не считал эти дворцы своим личным творением. И уж конечно, никак нельзя назвать случайностью тот факт, что Версаль являлся королевской резиденцией в 1674, 1675 и в 1677 годах.
Теперь же осуществление мечты Людовика о создании более закрытого и вместе с тем более роскошного двора было совсем близко. Парк создавался гораздо быстрее, чем дворец, однако какими бы привлекательными ни были парковые боскеты и какими бы блестящими ни выглядели украшения, каждый день создававшиеся Мансаром, монарха больше всего беспокоило успешное претворение политических планов. Можно с полным правом утверждать, что Андре Ленотр заставил природу склониться перед его гениальным искусством. Подобным же образом Людовик сумел поставить версальское искусство на службу осуществления его идеи – создания двора, истинного творения короля.
Очень скоро послы иностранных государств доложили своим правителям, что Версаль играет во Франции первостепенную роль. Как правители стран, знатные принцы, вельможи, так и художники стремились совершить путешествие в столицу великой Франции, чтобы воочию увидеть детише Короля-Солнца. Многие в Европе желали построить нечто, напоминающее Версаль хотя бы отдаленно, а из этого легко сделать вывод, что этот выдающийся ансамбль был возведен с истинным блеском.
Конечно, Версаль создавался во имя прославления государства, и его собственная слава не знала границ. Все в его архитектурном облике способствовало этой цели: пышность и великолепие убранства, величественные размеры сооружения, символика греческого бога солнца Аполлона, несомненное величие хозяина этого места, блестящее окружение, достойное его, а также несравненная организация праздников и торжеств.
В 1682 году в Версале родился герцог Бургундский, в следующем году – его брат Филипп. В 1710 году здесь родился Людовик XV. Версальские стены стали последним, что увидели в своей жизни супруга дофина и герцогиня Бургундская.
Великолепные торжества отметят бракосочетание герцога Бурбонского и мадемуазели де Нант[82]
в августе 1685 года, союз принца Конти[83] и Марии-Терезии Бурбонской[84] в 1688 году, бракосочетание будущего регента[85] и мадемуазели де Блуа[86] в 1692 году. Но особенно в памяти современников и потомков сохранились роскошные празднества, проводившиеся в честь приема иностранных послов.Послам султана Марокко явно не повезло. Они прибыли во Францию раньше других, в январе 1682 года, за пять месяцев до окончательного переезда двора в новую резиденцию. С собой иностранные гости прихватили львов, страусов и прирученную тигрицу. С этими дарами они прибыли в Сен-Жермен и, естественно, не увидели той величественной пышности, которая подобает резиденции великого монарха. Однако прошло совсем немного времени, и эта пышность заявила о себе в полный голос.
В мае 1685 года Людовик XIV принял в Версале генуэзского дожа. Пятнадцатого числа дож появился в Зеркальной галерее. Он был в одеянии из красного бархата и в красной шапочке. Четыре сенатора сопровождали его, облаченные в черные бархатные одежды. Через три дня его провели по всем апартаментам дворца.
Как истинный дипломат, первый человек Генуи тактично напомнил о бомбардировке французским флотом под командованием Дюкена[87]
своего родного города и одновременно сумел выразить максимальное восхищение от увиденного. Он произнес: «Год назад мы были в аду, а сегодня выходим из рая».