Вершина Крыма. Крым в русской истории и крымская самоидентификация России. От античности до наших дней

Геополитический шок конкурентов России. – Неприятие воссоединения – и ощущение невозможности ему помешать. – Попытка сохранить «право на монополию» западных партнеров. – Экономическая цена – и стратегический выигрыш. – Если «Единственная сверхдержава» бессильна – значит, она не сверхдержава. – Если коалиция бессильна – значит, это «коалиция слабых». – Оздоровительный характер антироссийских экономических санкций.

4.3.1. Вызов гегемонии

Проблемы отношений между Америкой и Россией определяются не фигурой того или иного посла, при всем ее значении.

Они определяются соотношением сил, балансом целей, интересов и возможностей обеих сторон.

Они были отличными при Рузвельте, когда с одной стороны его «Новый курс» во многом был выстроен на опыте СССР и когда перед ними был общий враг – фашизм. Они были сносными, когда Рузвельт умер и его сменил во многом иначе ориентированный Трумен, но когда стояла задача завершения Второй мировой войны и разгрома Японии.

И при нем же дошли почти до прямого военного столкновения в Корее, когда СССР организовал отражение инициированной США агрессии ООН в этой стране. Зато когда к власти вместо демократа Трумена пришел республиканец и, казалось бы, консерватор Эйзенхауэр – отношения к концу его правления стали нормализоваться.

Три фактора определяют отношения США и СССР/России: общие цели и интересы, личность лидеров, в первую очередь лидера США, сила и слабость партнеров.

Почему личность именно их лидера: общий вектор отношения СССР к США никогда не носил собственно антиамериканский характер. При всем глобальном противостоянии сверхдержав, даже официальная политика разводила отношение к «американскому империализму» – и американскому народу, «реакционным кругам монополистического капитала» – и «трудящимся Америки».

Как минимум дважды, на рубеже 1960-1970-х гг. и в середине 1980-х СССР имел возможность нанести конкуренту сокрушительное поражение – и оба раза не доводил противостояние до конца, делая шаг назад и предлагая сотрудничество, которое оппонент использовал для усиления своих позиций и перехода в наступление.

Сегодня может не вериться – но к моменту, когда Горбачев практически повторил Петра Третьего, отказавшегося от всех побед, завоеванных армией Елизаветы в войне с Пруссией, и пошел на изумляющие даже американских экспертов уступки в отношениях с США, последние стояли на грани национальной катастрофы, не выдерживая ни противостояния с СССР, ни перегрузок «рейганомики».

Американская революция в принятой концепции истории рассматривалась как одна из ступеней восхождения человечества к ключевому историческому событию, Октябрьской революции: 1) Английская революция, 2) Американская революция и война за освобождение, 3) Великая Французская революция. И, главное и итоговое – Великая Октябрьская социалистическая революция, рождение Нового мира. Отсюда США всегда рассматривались как своего рода предшественник, один из тех, кто пролагал дорогу Советской цивилизации.

Другое дело, что США далеко не всегда отвечали на это доброжелательной взаимностью.

В США всегда были группы, ориентированные на сотрудничество с Россией, – и были группы, ориентированные на вражду с ней. В свое время к первым относили группы интересов гражданско-промышленного сектора, ко вторым – военно-промышленного.

В США всегда были группы, с симпатией относившиеся к попыткам СССР построить новый мир, – и были группы, видевшие в этой попытке вызов их миру, который они считали лучшим из возможных.

И были те, для кого более важным было прагматичное сотрудничество с СССР – и те, для кого более важным были идеализированные конструкции наподобие «прав человека».

У одних постсоветская Россия вызвала раздражение тем, что не оправдала их надежды и поставила их в положение наивных прожектеров. У других – вызвала пренебрежение тем, что проиграла. У третьих – разочарование в надеждах на сильного партнера, у четвертых – тем, что снизила потребность в производстве вооружений. У пятых – тем, что приняв, казалось бы, пропагандируемые ими идеализированные схемы, показала, что они не ведут к утверждению провозглашаемых ими идеалов.

В постсоветской современной России сознание США видит некое подобие того, как если бы в середине XIX века они разделились на части, провозгласили превосходство индейского образа жизни над американским, стали организовывать жизнь в американских городах по советам индейских старейшин, детей американских плантаторов отдали бы в обучение «скво», а племена расселили в своих городах.