Вершина мира. Книга вторая

– Поздравляю, – без особого энтузиазма проговорила я, прикидывая хватит ли нам крови для переливания, если ситуация выйдет из-под контроля. – Красивое имя.

– Спасибо.

– Ника?

– Соскучилась по тебе. Почему не звонишь, не пишешь?

– Времени нет, – я с ужасом поняла, что нам больше не о чем говорить.

– Тебе не кажется, что ты заигралась и уже давно пора домой? – совсем как в детстве, спросил родитель.

– Мой дом здесь, – безразлично ответила я, махнув рукой за спину.

– Где? – у папы отвисла челюсть, и он оглядел непривлекательный во всех отношениях барак.

– Пока здесь, – честно ответила я, – а дальше, не знаю.

– Ты знаешь, сколько прошло времени с тех пор…

– Нет.

– Почти шесть лет!

– Долго, – согласилась я.

– Аня, почему?

– Ты когда-нибудь вязал на спицах? – спросила я, отрываясь от дороги, на которой вот-вот должны появиться сани с пострадавшим.

– Нет, – замотал головой он.

– Ты вяжешь полотно, – принялась терпеливо объяснять я, снова вглядываясь в снежную пелену, – петелька за петелькой. Осторожно, чтоб не сбиться. Потом одна петелька соскальзывает и все, полотно уже испорчено. Ты пытаешься схватить упрямую нитку, но полотно уже распустилось до основания и ты распускаешь его и начинаешь вязать заново. Вот так-то.

Меня совершенно не заботило, понял ли отец хоть слово из того, что я пыталась до него донести, это, как говорится, уже его проблемы.

Из-за поворота с воем сирен вылетел вездеход на воздушной подушке и лихо затормозил у дверей барака. Вынесли носилки. На них парнишка, лет шестнадцать, не больше. Геолог хренов! Совсем еще мальчик, укрытый до подбородка термоодеялом.

– Как он?

Усталый, задерганный врач из команды дежурных спасателей поднимает на меня красные глаза.

– Множественные ушибы, разрывы мягких тканей, сдавленные травмы верхней и нижней конечностей справа. Подозрение на внутреннее кровотечение. Болевой шок, переохлаждение. Аня, они работают без костюмов, а там температура! – рявкнул он, но сразу как-то сник и продолжил, – Проведены противошоковые. Стабилен. В сознании.

– Доктор, – хриплый голос с носилок, глаза в пол лица мутные от боли, – больно.

– Потерпи, родной, – слышу я свой ласковый голос и наклоняюсь почти к самому его лицу, – потерпи, ты ж у нас мужик. Сейчас все будет хорошо.

На пороге появляется Игорек, Любаша и два санитара. Санитары подхватывают носилки. Любаня на ходу ставит капельницу.

– Игорь, загружайте, я сейчас иду, – Игорь кивает и скрывается за дверью. – Папа, извини, мне надо работать.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сообщает он моей спине.

– В три у меня обход, приходи, поговорим, – бросаю я через плечо, и едва оказавшись в бараке, отдаю распоряжение на порог его не пускать, мало мне тут проблем!

…В операционной не хватает света, притащили еще две лампы. С начала операции прошло около трех часов. Все операционное поле залито кровью, я ничего не вижу, продолжая сшивать сосуды почти на ощупь.

– Он теряет кровь быстрее, чем мы льем, – бормочет анестезиолог.

– Ничего, – в ответ бормочу я, – все будет хорошо. Игорь, как рука? Люба, отсос! Ни рожна не видно!

– Почти собрал.

– Все будет хорошо, – как заклинание, – давление как?

– Пока стабильно, – голос анестезиолога из-за маски звучит глухо.

– Люба, отсос, – умоляю я, вглядываясь в красную горячую пелену, пытаясь зашить почечную вену. Удалось, кровь остановилась. Любаша вытирает тампоном пот с моего лба.

– Он ухудшается! Падает давление! – Взрывается голос Олира, комкая недавний триумф.

– Адреналин, надо подстегнуть сердце. Черт! Остановка! Иду на прямой… – рычу я.

Треск вскрываемых ребер и вот я уже держу в руках пока еще живое сердце и начинаю ритмично сжимать его в ладони, заставляя вновь и вновь сокращаться и гнать по венам и артериям живую теплую кровь. Минута. Три. Двенадцать. На этой чертовой планете нет самых элементарных вещей!

– Ах, он мертв, – голос Игорька дрожит.

– Черта с два! Сволочь, ты будешь жить! – Раздраженно кричу я на сердце в моей ладони, – еще адреналин, кровь, подоломин, кислород!

Я собираю всю волю и свою жизнь в кулак и в последнем рывке передаю это мальчишке. Только бы получилось. Только бы… Ну же! Ну, давай! Под онемевшими от напряжения пальцами вдруг вздрагивает, несмело, будто мышка, зажатая в кулаке. Потом увереннее. Я помогаю. Еще одно нестойкое сокращение. Сердечко просыпается, медленно ворочаясь, словно медведь после зимней спячки. И вот оно уже бьется само, без моей помощи, появился пульс, давление. Проверили работу мозга.

– Он жив!!! – сообщила Любаша.

– Ребята, закончите тут без меня? – колени противно подгибаются, от перенапряжения перед глазами плавают лазоревые круги.

– Да, Анна Дмитриевна.

На несколько секунд все оторвались от растерзанного тела на столе и проводили меня взглядами, в которых сквозило восхищение. Я стягиваю перчатки и бросаю их в мусорку, меня немного мутит от усталости.