Вершина по имени ты

– Алька, д-давай сп-поем, – предложила Марина. Она поминутно прыгала на месте и дрожала от холода. Аля, с трудом превратив несколько железных палочек в дугу, подрагивающим голосом затянула “Коня”. Марина, у которой с вокалом было немного получше, подхватила, и долго еще тянули жилы из хрупкой лесной тишины “золотая рожь и кудрявый клен”. И в этой тишине только поблескивал снег в свете фонариков, молчали деревья, согнувшись под тяжестью снежных шапок, между двух огромных елей, отливающих синевой, сияла единственная на всем небе звезда. И от этого яркого, но такого одинокого блеска, от снежного безмолвия на много километров вокруг и от осознания, что путь закончится нескоро, на душе становилось тоскливо, и особенно высокие ноты вторили душевной тревоге.

За спиной вдруг раздался треск ломающихся веток и скрип снега. Яркий свет ударил в глаза, ослепив на мгновение, и песня прервалась, девчонки с визгом отскочили в разные стороны, однако ночной кошмар оказался всего лишь руководителем с охапкой хвороста.

– Вы бы помолчали пока, – заметил он. – И натянули бы шарфы на нос.

– А что, очень плохо? – пошутила Марина, снова стуча зубами от холода.

– При всем уважении и к вам, и к Расторгуеву, на морозе петь не стоит, можно застудить горло и подхватить ангину. Вот в электричке до Москвы я с вами и сам с удовольствием спою.

– Договорились! – улыбнулась Аля, пряча под шарфом щеки, зарумянившиеся то ли от мороза, то ли от смущения.

У дежурных уже потрескивал слабый огонек. Бойков помахал на него разделочной доской, и пламя, громко фыркнув ему в лицо и чуть ли не целиком проглотив большую щепку, взвилось выше колен, набросилось на поленья и затрещало ровнее и смелее. В это время девочки только разобрались с палаткой и еще не успели ее обустроить, как положено.

– Девчонки, идите погрейтесь! – позвал Миша и повалился на спину, вдавив в снег коврик. Аля и Марина подошли, скрипя сугробами и коленками, устроились отогревать замерзшие пальцы и носы. Рома сразу же оказался рядом, плеснул Але чаю из термоса: тот уже остыл, но все еще оставался чуть-чуть теплым, и приятный вкус горьковатой заварки и утреннего лимона словно побежал по венам вместе с кровью. По коже промелькнули тысячи маленьких острых игл, будто облило кипятком, жар тянул в лицо так, что стало горячо дышать, дым ел глаза, но даже это казалось Але приятным: только бы не мерзнуть больше, только бы не чувствовать, как медленно и неотвратимо немеют ноги в затвердевших от мороза ботинках, как не можешь согреться, даже прыгая на месте и растирая щеки варежками, потому что холодно уже изнутри…

Глава 2. Начало пути

…В вагоне было тепло. Мягко покачиваясь головой по подушке в такт поезду, Аля долго лежала без сна, задумчиво глядя в окно, где отражалась вагонная лампа, чужая бутылка воды на столе и размытым пятном – ее лицо с острым подбородком, неаккуратно отросшей челкой над высоким лбом, точеной переносицей и неожиданно курносым носом в конце, пухлыми и вечно обветренными губами. Показав язык отражению, она закрыла глаза и поглубже закуталась в тонкое казенное одеяло: одно только воспоминание об их зимней единичке заставило ее вздрогнуть от внезапной прохлады.

Говорят, трудности закаляют. Но ей казалось, что у каждого есть свой предел: река, которую не переплыть, холод, которого не вытерпеть, перевал, которого не преодолеть. Да… Есть предел, перед которым либо придется сдаться, либо отступить и вернуться на шаг назад – чтобы потом прийти с новыми силами и опытом.

На одной из тренировок в Подмосковье они учились спускаться со снежных и ледяных склонов. Это было тем еще приключением: порой спуститься сложнее, чем подняться, потому что на спуске все устают, успевают наесться этими горами по горло и выбиться из сил физически и морально. Алька читала о трагической статистике гибели альпинистов – значительная часть срывалась, замерзала и падала в трещины именно на пути вниз.

Но та тренировка была всего лишь технической. Подниматься с ледорубами на три такта было не очень сложно, но довольно занудно: с размаху вбить в плотный снег ствол, перенести вес на одну ногу, затем на другую, и все сначала, – а вот спускаться оказалось куда веселее и быстрее. Пока все группы подтягивались и учили бытовые вещи вроде постановки палатки и разжигания костра, Георгий Петрович Бойков отвел свой маленький отряд тренироваться на склоны, пообещав, что быт покажет на следующий день, когда все будут заняты склонами – чтобы не мешаться. Нетронутый снег походил на мягкую пуховую перину, далеко внизу, на дне карьера, торчали припорошенные молодые сосенки, наверху осыпались края суглинком.