Вершина Столетова

— С одной стороны, вышестоящие инстанции на нашего брата жмут: райком, МТС. Все сделай так, а не иначе, и все подай к определенному сроку. С другой же стороны, колхозной массой надо руководить. А колхозная масса… э-э, — Тузов поднял куриную ножку, — это надо знать, что это за штука, это в двух словах не объяснишь. Хочешь ты, к примеру, тихо со всеми, по-хорошему поступать. Ладно. А что из этого получается? А то и получается, что люди садятся тебе на шею и еще ноги свешивают. Тогда и начальство тебя за мягкое место берет — почему в срок не успеваешь? — и сами колхозники недовольствуют: председатель дисциплину не может навести. Хорошо. Начинаешь наводить дисциплину. Недовольных вдвое, а особенно среди лодырей: работаем много, получаем мало, где справедливость? Вправишь мозги такому горлопану, прижмешь его, как должно, он в район, начальству капать пошел: председатель у нас такой, председатель у нас сякой: он и пьяница, и растратчик, он и хозяйство ведет не так…

В голове у Ильи чуть шумело. Он слушал Тузова, но вникнуть в смысл его слов как следует не мог, хотя и понимал, что между щедрым угощением и жалобами хозяина есть какая-то связь.

Где-то в конце улицы застучала, постепенно приближаясь, колотушка.

— А еще и тем плохо, что у нас это тебе не в городе, — у нас все на виду, — продолжал Тузов. — Каждый твой шаг всем виден, и видится он всякому по-своему… Мы вот, к примеру, закусили с тобой, а Максим с колотушкой пройдет, и ему поглянется, что мы не цыпленка, а целого барана съели и по литре на брата выпили. А завтра, глядишь, от колодца к колодцу слушок пополз: Тузов с секретарем пил, Тузов секретаря подпаивал…

Илья отодвинул тарелку и вышел из-за стола. Стало вдруг очень жарко. Он вытащил трубку, закурил и попросил указать ему постель.

— Хорошо бы в сенях. В избе жарко.

Тузов посмотрел на него так, будто Илья в чем обманул его, и нехотя ответил:

— Можно и в сенях. Устрой гостя, жена, — и, как бы заканчивая разговор, добавил: — Такая-то наша работа.

Колотушка теперь била совсем рядом. В сенях она была слышна еще отчетливее, и Илья долго не мог заснуть. За дверью о чем-то переговаривались Тузов с женой, на дворе жевала жвачку корова.

Едва Илья заснул, колотушка его снова разбудила. И так несколько раз. «Это тебе не в городе, — вспомнились слова Тузова. — Здесь и спать особую привычку надо иметь…»

Вскоре Илья снова наведался в Березовку.

Первую половину дня он пробыл в тракторной бригаде и в село попал перед вечером.

По дороге Илья решил зайти на колхозные дворы.

Только кузницу да кирпичные, еще довоенной постройки, склады Илья нашел крепкими. Остальные службы давно пришли в ветхость и держались, главным образом, на столбах и различных хитроумных подпорках. Темными провалами зияли в стенах и крышах покосившихся дворов огромные дыры. От крыши свинофермы остались лишь стропила да несколько переметин с клочками гнилой соломы. Свиньи с выводками поросят плавали в жидкой грязи. Не лучше был и конный двор: неубранные стойла, поломанные загороды. Несколько лошадей так обессилели от весенней бескормицы, что не стояли на ногах, и их держали в стойлах как бы подвешенными на продетых под брюхо вожжах.

Пробыл Илья допоздна и опять заночевал в Березовке. На этот раз его взял к себе пожилой крестьянин Кузьма Горшков: изба просторная, а живут они только вдвоем со старухой.

Почти половину избы занимала русская печь с кухней, в переднем углу виднелся маленький, покрытый густым слоем пыли образок, на стене, как и во всех крестьянских избах, висели фотографии. На одной из карточек сняты были двое лобастых, похожих друг на друга и на Кузьму парней: один, постарше, чинно и очень деловито сидел на стуле, второй почтительно, как эскорт, стоял у него за спиной.

— Сыновья. — Кузьма глубоко вздохнул. — Оба там остались. Не пришли. — И повторил еще раз: — Одни со старухой живем.

Больше о погибших сыновьях он ничего не говорил. Видно было, что это большое, но уже отболевшее горе и лучше его не трогать.

Сели ужинать. Хозяйка подала сухую, без масла, картошку и чашку огурцов.

— Уж не обессудь, — хмуро объяснил Кузьма, — и рады бы чем другим угостить, да нечем. Бедновато живем. То война, а то…

— Война войной, — вставила от печки хозяйка.

— Оно, конечно, если поглубже разобраться, — дело не только в войне, — сказал Кузьма. — Народ наш дюжий, любое лихо ему по кости… Дело тут в наших колхозных руководителях. Уж который год не те люди на начальнические стулья садятся.