Вершина Столетова

В один год у Николая Копрова умерли жена и мать. Он остался с четырехлетней девочкой. Полтора года прожили они вдвоем. Но, как говорится, без хозяйки — дом сирота, и Николай решил привести новую хозяйку. Мужчина он видный, и долго искать ему не пришлось. Так пришла в дом Александра — молодая красивая женщина с умелыми руками и тихим характером.

Николай полюбил новую жену, радовался, что вместе с ней вернулось в дом прежнее счастье. Дочери он сказал: «Ну, тебе нравится новая мама? Люби ее, и она тебя тоже будет любить…» Но дочке не понравилась новая мать. Поначалу это сердило Николая: «Глупая, ничего не понимаешь…» Но девочка по-прежнему относилась к мачехе неприязненно. Мало-помалу невзлюбила ее и Александра. А пожалуй, что невзлюбила она девочку еще с самого же первого дня, только не показывала этого. Тихий характер у нее вдруг разом изменился, она стала злой, сварливой, за всякий пустяк награждала падчерицу или сердитым, сквозь зубы, выговором, или подзатыльником. Отец терпел-терпел и не выдержал: как-то пришел домой пьяный, избил Александру, а потом лег грудью на стол и плакал, размазывая кулаком пьяные слезы.

С того вечера кончилась тихая жизнь в этом доме…

Варвару Ольга так и не дождалась. Съев ломоть круто посоленного хлеба с молоком, она снова заперла сени, прямо огородами вышла на зады и медленно зашагала в поля.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

После первого приезда в Новой Березовке Илье приходилось еще бывать раза два, но мельком, недолго, и о здешнем колхозе у него по-прежнему оставалось смутное представление.

На этот раз Илья зашел в правление и попросил счетовода показать ему документы, касающиеся отношений артели с МТС.

Приемочные акты, разные входящие и исходящие — все было в полном порядке. В протоколах общих собраний правление никто не ругал. Не нашлось ничего худого о нынешнем руководстве и в актах ревизионной комиссии, которые тоже удалось просмотреть Илье. День прошел зря.

Ночевать Илью Тузов пригласил к себе.

— Не думал я, что припозднишься — устроил бы в другом месте, а теперь уж не хочется людей булгачить…

Идти к Тузову не хотелось.

— Гляди. А только если стеснить боишься, так зря: постель найдется, жена накормит… Ну, так как же? А то уж и спать пора — подыматься-то вместе с солнышком…

В конце концов Илья согласился.

Дом у председателя был добротный, под железом, с тесовыми сенями и просторным, видимо, только что перебранным двором.

Встретила их рослая и дебелая хозяйка, почти по-городскому принаряженная. На ней было зеленое платье с фестонами и еще какими-то модными штуками, которым Илья даже не знал названия. В переднем углу на лавке возились двое ребят — девочка лет десяти и мальчик лет четырех. Отец молча кивнул им на занавеску, и девочка поспешно утащила за нее брата.

Пахло чем-то вкусным, и у Ильи, не евшего с утра, даже слегка закружилась голова и начало подташнивать.

Хозяйка налила в рукомойник воды, а пока они умывались, накрыла на стол. Теперь Илья понял, чем так аппетитно пахло в горнице: на столе, застланном чистой клеенкой, благоухала жареная, с подрумяненными боками, курица. Вокруг нее стояли тарелки с солеными огурцами, капустой, картошкой с салом и горкой пшеничного хлеба.

Илья знал, как бедно живут в Новой Березовке, и ему стало неудобно, что Тузов приготовил для него угощение. А когда он увидел, что хозяин, запустив руку под лавку, достал оттуда еще и бутылку, стало совсем неловко. «Эх, зря согласился!» Но что теперь было делать? Врать, что он по горло сыт? И Илья сел за стол.

Тузов налил две довольно вместительные стопки. Жена стояла поодаль, у занавески, и за стол не садилась. Илья выпил, отставил стопку, чтобы хозяин ему больше не наливал, и принялся за курицу. Поджарена она была со знанием дела: в меру посолена, в меру протомлена и подрумянена. Ножки и крылышки, облитые янтарным жирком, прямо-таки таяли во рту.

— А может, все же и под другую ногу? — спросил Тузов, кивая на отставленную Ильей стопку. — Не помешает. Закуски хватит.

Илья отказался. Тогда Тузов, как бы что-то решив про себя, не стал наливать и в свой стакан.

— Признаться, я и сам не охотник до этого добра, — показал он глазами на бутылку. — Разве что с устатку другой раз причастишься. Работенка-то собачья, мыкаешься целый день как оглашенный, ноги под собой чуять перестаешь…

Тузов стал жаловаться на трудности председательской работы.