Вершина Столетова

Они ехали в родной город, и ожидание близкой встречи настраивало их на воспоминания.

На заводе Оданец работал начальником планового бюро механосборочного цеха, а Илья парторгом соседнего прессового, и встречаться им приходилось не часто: на совещаниях у директора, в парткоме (Оданец был членом парткома), на торжественных вечерах в клубе. Тем старательнее они сейчас вспоминали каждую такую встречу и все, что с ней было связано, вспоминали товарищей, с которыми недавно вместе работали.

— А помнишь, Илья, мы с тобой уговорились, чтобы и здесь вместе, плечом к плечу? — Оставив одну руку на руле, другой Оданец достал папиросу, прикурил. — Что-то не получается…

Илья согласился:

— Не получается.

— Жалко… То ли тебе померещилось, Илья, то ли еще что, но ты меня почему-то сразу не за товарища, а чуть ли за какого-то принципиального противника посчитал. Да, да, не спорь… А как на самом-то деле было? С ремонтом я тебе уступил, трактора на вывозку навоза дал, даже — будь они неладны! — поилки в Ключевском и те давно поставили…

— Да разве ты мне уступил, чудак-человек?

— Ну, пусть не тебе, не в этом дело. А дело в том, что можно бы, наверное, нам с тобой обо всем этом и по-другому договориться, не обязательно на общем собрании. А ты хоть раз ко мне дружески подошел?

Проселок кончился, машина вышла на укатанную грейдерную дорогу. Перестало трясти, и уже не надо было каждую минуту опасаться за целость затылка, которым Илья почти касался верха кабины.

— И уж если на то пошло, — продолжал Оданец, — тебе я уступил, твой авторитет не хотел меж коммунистов ронять. За машины отвечаю я, и никакое собрание ничего предписать мне не может. К примеру, через этот навоз и всякие поилки ремонт мы затянули и с нижних строчек только-только до середины добрались — кому за это баня была? Не тебе, не партбюро, даже не директору, а мне.

— Строчки ничего не решают. Колхозам помогли, ремонт надежный сделали — это главное. Машины хорошо работают.

— Не везде. Вон Брагин цилиндр запорол, полдня простоял… Я про другое, Илья. Повел ты себя поначалу как-то некрасиво, не по-товарищески. Только-только я на ремонте порядка добился, ты приехал и — все насмарку. Небось бы и самому не понравилось такое.

— Конечно, нет, — выколачивая трубку о наружное ребро дверцы, спокойно сказал Илья.

Оданец осекся на полуслове и скосил удивленные глаза в сторону Ильи:

— Я тебя не понимаю.

— Да кому же такое понравится! Но ничего другого ведь не оставалось… В этом году мы сделаем умнее. Сразу же, по осени, рассортируем машины: которые износились, в ремонт поставим, которые еще потянут, пусть до весны в колхозах работают.

— В два потока? С этим я согласен.

— А зимой мы сделали правильно…

— Э, не будем все это ворошить заново, — не дал ему договорить Оданец. — Важно, что хоть теперь-то поняли друг друга. Я рад… А что было, то было. Я лично сердца на тебя не держу. В работе оно всякое бывает…

Илье не совсем понятной была причина такого умиротворенного, всепрощающего настроения товарища, но, хотя он и не со всем был согласен, спорить сейчас ему тоже не хотелось. Он сказал только, слегка усмехаясь:

— Какие же противники: вон Брагина за глубокую пахоту ты ругал, а я тебя поддержал.

— И правильно!

— Ладно бы правильно. А что за интерес человеку горючее себе же в убыток пережигать — об этом мы подумали?

— Да ты что, Илья, слепой, что ли, не видишь: к Орешиной он, к нашей агрономше, неровно дышит. Ей для каких-то опытов глубокая вспашка нужна, а он и рад стараться.

— Какие там опыты! Засолили землю, мертвой сделали, надо снова в живую превращать — все опыты.

— Ну, опять заспорили… Давай о чем-нибудь другом поговорим. Расскажи-ка лучше, что ты там про Тузова узнал.

Третий раз уже за день приходилось Илье рассказывать о том, что он увидел и узнал в Березовке. Но даже и в третий раз говорить об этом спокойно он не мог.

— Да что ты так переживаешь-то? — сочувственно усмехнулся Оданец. — Наладится! — Поправился: — Наладим!

Больше всего понравилась и запомнилась ему история с колотушкой. Даже захотелось по приезде рассказать ее жене.

3

При въезде в город Илья попросил Оданца остановиться.

Сразу же за дорогой начиналось опытное поле техникума, а еще дальше, вдоль реки, тянулся вековой липовый парк. В этом парке Илья иногда поджидал Тоню с занятий, там была у них своя условленная скамейка.

Время — вечер, и вряд ли Тоню застать в техникуме, но, чтобы знать наверняка, он решил попутно заглянуть туда.

Парк только-только начинал оперяться новой молодой листвой. Вблизи темные стволы и сучья виднелись еще довольно четко, но чем дальше, тем плотней их покрывала нежно-зеленая сетка. Внизу набирала силу острая молодая травка, постепенно забивая грязно-желтую, прошлогоднюю, протыкаясь своими шильцами сквозь плотный слой палого листа.