Нет, нет, нет. Я начинаю паниковать. Боже, нет.
Я возобновляю попытки освободиться, но мои движения медленные и затрудненные, что только сильнее распаляет его. Он накрывает мое ухо губами и тянет за него, после чего хрипло шепчет:
- Ты уже возбудилась, Скалли?
Слышать, как он произносит эти слова, все равно что подливать масла в огонь, охвативший все мои органы чувств. Я потрясена, да, а также смущена и разозлена из-за своей столь очевидной слабости. Но он прав. Я возбуждена. Я такая влажная. Промокшая насквозь. Источающая влагу. И, боже, кажется, я не в силах контролировать реакцию своего тела, что здорово меня пугает.
- Мне осточертел этот извращенный гребаный ублюдок – осточертело видеть то, что он видит, и пытаться понять, почему. Понять, почему. – Его зубы впиваются в нежную кожу под моим подбородком, и он прикусывает ее достаточно сильно, чтобы заставить меня судорожно втянуть воздух, после чего отстраняется. – Никто не должен пытаться понять этого сукиного сына… Маленькие девочки, Скалли. Маленькие девочки.
Что он делает? Складывается такое впечатление, что его действия совершенно не связаны с его словами. Я не могу мыслить ясно, ощущая, как эти горячие влажные губы скользят по моей коже. Он поднимает руку и обхватывает мою грудь. На этот раз я не в силах сдержать стон, вырвавшийся из моего стесненного горла. Сосок мгновенно твердеет, и это совершенно очевидно сквозь тонкую ткань моей блузки.
Почему я не останавливаю его? Почему я не могу остановить его? Как, черт побери, мы до этого дошли?
- Ты хоть представляешь, насколько сильно должен быть порочен человек, чтобы видеть ребенка в подобном свете, Скалли? Чтобы тот представлял собой некую больную вариацию сексуальности, искаженную извращенной потребностью в контроле и власти? – Его захват усиливается, дыхание становится резким и затрудненным. Я снова стону, полностью лишившись способности сдерживаться.
Он тоже стонет, впиваясь пальцами в мою чувствительную плоть.
- Как может столь искаженный образ того, что на самом деле представляет собой женщина, возбуждать мужчину? – Он перекатывает мой сосок между пальцев и снова стонет. – О черт… Это все об этом, - произносит он, опуская покоившуюся на моей пояснице ладонь еще ниже и прижимая мои бедра к своему члену, причем делает это с такой силой, что мои ноги фактически отрываются от пола. Я отчаянно вскрикиваю, и от очередной нахлынувшей на меня волны желания у меня мутится в глазах, все мое тело дрожит как осиновый лист, а внутренние мышцы вагины судорожно пульсируют.
- Вот как это должно быть. – Он толкает в меня бедрами. – Мужчина трахает женщину. – Он подкрепляет последнее слово очередным сильным стискиванием моего соска. Он снова двигает бедрами, вжимая свой твердый толстый член в мою вагину. Эта едва сдерживаемая сила нижней части его тела не знает пощады. Тверда как сталь. Весьма ощутима.
Он отпускает мою грудь и теперь резко обхватывает мои бедра обеими руками. Он снова толкает в меня и практически рычит:
- Боже, я хочу трахнуть тебя. – Я едва не кончаю от его слов. Он плотно зажмуривается и запрокидывает голову назад, обнажая длинную шею. Он снова двигает бедрами и издает рык – высокий и беспомощный звук, исполненный примитивной потребности. – Боже! О боже! Я хочу трахнуть тебя, Скалли!
Я вижу изменение в то же миг, как звук моего имени слетает с его губ. Он резко вскидывает голову и смотрит на меня наполненными ужасом глазами. В следующее мгновение он уже отшатывается от меня, причем так быстро, что чуть не падает в процессе.
Я безвольно сползаю вниз по стене на пол, чувствуя себе покинутой и пристыженной, мои ноги слишком слабы, чтобы удерживать мой вес.
Он пятится к дальней стене, во всех его движениях отчетливо читается паника. Он похож на крысу в мышеловке, отчаянно метущуюся из стороны в сторону и не знающую, куда идти и что делать.
- О боже. Нет, нет, нет, нет… - причитает он.
Вдруг он падает на бок, словно марионетка с обрезанными нитями, сворачивается в клубок и начинает рыдать, издавая ужасающие громкие звуки, что разрывают мне сердце от интенсивности стоящих за ними боли и сожаления.
Какое-то затянувшееся мгновение я слишком ошеломлена всем только что произошедшим, чтобы двигаться. Я могу только сидеть, облокотившись на стену, и чувствовать, как мое тело гудит от остаточного возбуждения, еще не вполне отступившего при этой резкой смене обстоятельств.
Малдер начинает задыхаться, его легкие не в силах справиться с переполняющей его мукой.
Этот звук в конце концов достигает моего слуха, позволяя слабости в конечностях отступить достаточно для того, чтобы действовать. Я подползаю к нему, чувствуя себя так, словно двигаюсь сквозь патоку, все еще потрясенная случившимся. Я тянусь к нему, но не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.
Почему он кажется мне другим сейчас? Почему я кажусь другой?
Я сажусь позади него и осторожно кладу руку на его голую спину.
- Малдер?..