Версии настоящего

Приблизившись, дурнеет долгожданный,
          теряет очертания, ветшает
                 день праздника.
           В стакане многогранный
      отец хлопочет, сам себе мешает,
      и комнатой обёрнуты блестящей
     шары, шары, на каждом – голубое
                   клеймо окна,
              и бабушки сидящей
        коричневое зеркало вмещает
      рембрандтовскую оторопь. Рябое
   в серванте – ёлка, висельница, юрта?
     Цветная драка? Завтрашнее утро
     уже в Китае, нож, тарелка, десять,
   тарелка, нож, ребёнок, всё, садитесь,
         не ставь на край, прольёшь.
                Надкушен месяц.
                  Tарелка. Нож.

Обряд

Дитя зимой.
капустная слышна
присловица « …а то закоченеешь,
простынешь». Кофты синяя, за ней
еще одна,
вот пуговицы, вникшие в свои
оконца шерстяные, друг за другом,
потом лицо, в точь пуговица, и —
«Не туго?».

Потрескивая, вырвется на свет

из жаркой шапки прядь,
к ладони
припасть. Назад. Она опять. В картонный,
нога не попадает, нет,
ниц, валенок…

И, стиснута вокруг

цигейковой заботой, плотным
крестом платка, резинками вдоль рук,
воротником бесповоротным,
обёрнутая темнотой,
родным усердием (и был вес
тяжек), длилась жизнь.
Я помню только то,
что кончилось.
Как холодно.
Не вырвись.

«Похороны во дворе – событье…»

Похороны во дворе – событье.
Дети на деревьях смотрят
гроба театральное отплытье
на волнах из шевиота. Бодрость
дальних, судорги ближайших,
ленточка на лбу, румянец
проплывающего навзничь. Cварщик
или токарь, может быть. Сама не знаю, кто он был. Теснение.
Под руки влекут вдовицу
на его лицо нахлынуть тенью,
чёрной пеной. Быть. Остановиться.
Ничего не помнить. Осмотреться.
Все вокруг чужие. Представленье
смерти непостижное. Наследство —
комната и полплиты. Старенье
сорвано. Четыре стула. Воздух.
Марш смолкает. Вздрагивая, в розах
и венках, «газель» его увозит.
И кора с колена кожу свозит.
Ссадина. Всё кончено. Спускайся.

08/ 2004

«Скорее, скорее спускайся…»

Скорее, скорее спускайся.
Как брошенный об пол сундук,
лифт грохнет, и звякнут лекарства
на столиках нижних старух,
а сами старухи с обеих
скамеек тебя оглядят,
сходящую, словно на берег
с кормы, оправляя наряд,
состроченный ночью, шумящий,
(матроска, реглан, габардин),
Пусть смотрят во след, как пропащей,
как юности, щурясь, как с мачты
дозорный, оставшись один.

«Сидя напротив и полуприкрыв…»