Версия Барни

В этот момент она и проскользнула в «Динкс» — та потаскушка, что сломала мне жизнь; влезла на табурет рядом с Заком, который немедленно принялся ее убалтывать. Я уже даже имени ее не помню, помню только, что это была крашеная блондинка в облегающем свитере и мини-юбке. До отвращения надушенная и лет этак тридцати. Заставив Зака отклониться назад, она сунулась вперед головенкой и говорит:

— Это вы Барни Панофски?

Я кивнул.

— Пару месяцев назад я играла в одном из эпизодов «Макайвера». Изображала журналистку из торонтской «Глоб». Вы помните?

— Конечно.

— Мне сказали, что это будет сквозная роль, но что-то я от ваших людей больше никаких вестей не получаю.

Вот тут-то мне бы и покинуть «Динкс». Или приказать, чтобы меня привязали к мачте, как Одиссея, хотя и не была она никакая не Цирцея и не Сирена, или кто там его завлекал. [Сирены. — Прим. Майкла Панофски.] Но когда Зак пошел пописать, она скользнула на табурет рядом со мной, и во мне проснулся уличный пацан. Классная девка, ш-щас мы ее! Пусть Зак на пятнадцать лет моложе и куда интереснее меня внешне, а вот покажу ему, что и у меня есть порох в пороховницах! И вовсе я на нее не запал. И не было у меня никаких насчет нее планов. Помню, я еще и еще пил и много выпил, и она тоже, но по сей день не могу взять в толк, как вышло, что я оказался у нее в квартире (не знаю даже, в каких краях), и как мы очутились в постели. Ну совершенно я не хотел, чтобы это случилось. Хотел только переплюнуть Зака. Честно.

Полный отвращения к себе, домой я попал, наверное, часа в три, а может, и позже, разделся и залез под душ.

Мириам разбудила меня звонком в восемь.

— Слава богу, ты дома, — сказала она.

— А что такое?

— Не знаю, что на меня нашло, но я тут в пять утра проснулась почему-то в страшной тревоге за тебя и стала звонить. Звонила, звонила, и никакого ответа.

— Мы допоздна пили с Заком.

— Какой-то у тебя голос странный. С тобой точно все в порядке?

— Ну, если не считать похмелья.

— Ты ничего от меня не скрываешь? Может, подрался? — в твоем-то возрасте! Несчастных случаев не было — это я уже проверила.

— Со мной все в порядке.

— Нет. Что-то случилось, Барни. Я чувствую.

— Да ничего не случилось.

— Кажется, я тебе не верю.

— Возвращайся домой, Мириам.

— В четверг.

— Прилетай завтра. Пожалуйста.

— Завтра вечером мы с Вирджинией идем в театр. На новую пьесу Гарольда Пинтера. Но мне приятно, что ты по мне соскучился. Я тоже скучаю. Сдвигаюсь на твою сторону кровати, а тебя там и нет.

К концу дня, еще дважды постояв под душем, я по привычке направился в «Динкс», но вдруг остановился. Что, если та потаскушка уже засела там и ждет меня? Что, если она нацелилась на нечто большее, чем разовый пьяный пистон? Я круто развернулся и поплелся в «Ритц». Там я как будто сбросил с себя много лет и вновь сидел на террасе «Золотой голубки» с Букой и Хайми, вновь ласково пригревавшее солнце начинало закатываться за оливково-зеленые горы, а они от этого словно огнем занялись. Внизу мимо каменной подпорной стенки, держащей террасу, — цок-цок, цок-цок — проехала запряженная осликом тележка какого-то седенького старикашки в синей блузе, и вечерний бриз донес к нам запах поклажи — то были вороха роз. Розы ехали на парфюмерную фабрику в Грасс. Потом мимо нашего столика с пыхтеньем протиснулся толстый сын пекаря, таща на спине огромную плетеную корзину, полную свежеиспеченных батонов, и их аромат тоже достиг наших ноздрей. Потом явился мерзкий пожилой француз, с важным видом прошел со своим отвисшим брюхом по террасе и увел годившуюся ему в дочери девицу, которая сидела за два столика слева от нас. «Madame Bovary, e'est moi»[339], — написал когда-то француз с попугаем [Флобер. — Прим. Майкла Панофски.], я же, в свою очередь, превратился в того гнусноватого, недоброй памяти французика из моих юношеских воспоминаний. Чувствуя большой соблазн от жалости к себе всплакнуть, я попросил счет и готов был уже встать и двинуться домой, как вдруг опять застыл: в голову пришли новые соображения. Я направился в «Динкс», осторожно вошел. Потаскушки не было. Отвел Зака в укромный уголок.

— Я прошу тебя никогда — слышишь? — никогда ни со мной, ни с кем-либо другим не шутить, упоминая ту вчерашнюю девицу, или мы больше не друзья. Ты меня понял?

— Да без проблем, Барни!

Тут Бетти говорит:

— Вам звонила некая Лорейн. — И подает мне клочок бумаги: — Вот, она оставила свой телефон.

— Если позвонит еще раз, меня нет. Вы о ней что-нибудь знаете?

— По-моему, она манекенщица или актриса. Это она снималась в той сексуальной рекламе банка — помните, по телевизору показывали? Там еще у «Монреальцев» удаляют игрока, Дик Ирвин говорит: мы, мол, еще вернемся, и тут она на Бермудах танцует при луне на пляже. Одетая в саронг. То так извернется, то этак. «Поехать в отпуск — это просто! Возьми ссуду в банке "Монреаль"». Мужики за стойкой от хохота прямо выли.