На тротуаре у сквера стоял худощавый человек в темно-зеленой косматой куртке. Его костлявое, обветренное лицо казалось ожесточенным. В правой руке у него был зажат большой жестяной рупор: я знал, что это мегафон. Как только мы расположились у окна, он поднес мегафон ко рту и издал протяжный, низкий звук, прозвучавший как «Хэй!» Медленно повертев головой, он выкрикнул: «Война близится. Будьте начеку!» Затем быстрыми шагами удалился и скрылся за углом.
Я не знал, смеяться мне или скорбно молчать. При этом я сознавал, что не смогу прямо сейчас понять всего случившегося, и что есть вещи, которые остаются неразгаданными, отчего поднимается туман страха.
— Это чокнутый Верфхаюс, — сказал Вертер. — Он на Ондерлангс живет.
Его мать с жалостливой миной покачала головой.
— Ненормальная наклонность, — сказала она. — Ненормальная наклонность.
Отец Вертера, ничего не сказав, вернулся на свое место. Я перепугался, что он сейчас примется искать брошюрку (я решил, что он станет читать ее вслух и, если я чего-то не пойму, затолкает меня в какую-нибудь бочку или в мешок).
— Идем на кухню, — тихо сказал я Вертеру — Мне нужно срочно поговорить с тобой наедине.
Мы отправились на кухню. Там было тихо, только слабо шипел газ под чайником. С улицы тоже не доносилось ни звука.
— Я сделал всякие разные открытия, — сказал я. — Тебе я могу рассказать. Если ты сейчас же пойдешь ко мне домой, я тебе кое-что покажу, что-то очень важное. А еще у меня есть склеп, настоящий. — Я жаждал как можно скорее уйти из его дома. Он согласился, но сперва хотел вернуться и сказать.
— Не надо, — с нажимом сказал я, — потому что это тайна. Враги могут прознать и станут преследовать нас.
Мы бесшумно спустились по лестнице и поспешили прочь. У меня дома мы сперва побродили по саду. Слабенький ветерок почти беззвучно шевелил кусты. Повисев на ветке ракитника, пока она не обломилась, мы воткнули ее стоймя в землю. Затем Вертер спросил, что это за склеп. Я привел его в сарайчик, усадил на истертую циновку и занавесил вход старым джутовым мешком, чтобы никто не мог заглянуть снаружи.
— Это склеп Глубокой Смерти, — сказал я. Вертер не ответил, он вяло смотрел в сумерки. — Нам надо организовать клуб, — сказал я. — Тогда мы станем рыть склепы. Потому что они очень нужны.
Я внезапно вспомнил, что накануне нашел дохлого скворца и завалил листьями в уголке сада.
— Идем на улицу, — сказал я, — церемония начинается.
Мы отыскали мертвую птичку, после чего я развел костер из щепок. На нем я сжег тельце, клокотавшее бурыми соками. Остался странно пахнувший обгорелый комочек; я положил его в коробочку из-под фиников в форме лодки. Я быстро набросал горку земли, прорыл в ней туннель, оканчивавшийся тупиком, и укрепил стенки дощечками: туда затолкал коробочку; закрыв вход, я присыпал вершину холмика мелким пеплом.
«Тайная птица предана земле», — пропел я про себя. Я повторил эту фразу много раз, но не осмелился произнести ее вслух.
— Нам нужно организовать клуб, — вновь сказал я. — Если мы слишком долго будем ждать, появятся вражеские клубы, сам знаешь. — Я опять увел его в сарайчик, где зажег свечу. Потом я записал наши имена в старой карманной книжке-календаре, которую достал из-под ящика.
— Теперь существует клуб, — сказал я, нараспев прочтя вслух наши имена. — Он называется «Клуб Склепов», КС. Каждому, кто член клуба, мы в его саду можем склеп вырыть. Это очень важно.
— Ты же понимаешь, — продолжал я, — что должен быть председатель, ну, например, чтобы сообщать, что будет собрание. И лучше всего, если это будет тот, кто основал клуб.
Вертер кивнул, но я не думал, что он слушал внимательно. Я встал и прислонился к стене.
— Я — председатель, — сказал я, — это уже записано. Ты — секретарь, но это должно оставаться в тайне. Разумеется, ты — секретарь, но председатель заботится обо всем, что должно быть сделано: это всегда так. — Вертер поинтересовался, ограничиваются ли члены клуба только лишь рытьем склепов.
— Члены клуба еще строят мельницы, — сказал я, — это очень похоже на рытье склепов, ты же понимаешь. Потому что если кто умеет рыть склепы, кто первый это придумал, тот и главный всех мельниц. А если кто захочет клубу навредить, тому пипку отрежут. Теперь я точно расскажу, что это будет такой за клуб.
Однако, не зная, что говорить дальше, я отыскал какие-то старые шнурки, разделил их между нами и поджег. После того, как они сгорели, мы втянули в себя запах тлеющих шнурков. Я задул свечу, и в темноте мы, размахивая руками, принялись рисовать огненные полосы и круги, отсвечивавшие бледнолиловым; долго мы так сидели, думая о своем. Мне было грустно.
— Айда на пески, — сказал Вертер. Он отправился за Дирком.
Мы пошли туда втроем.
Когда мы добрались до площадки за дамбой, поднялся ветер, время от времени взметавший облачка пыли. По пути мы запрыгивали в котлованы, пытаясь отыскать что-нибудь, забытое землекопами, но там никогда не было ничего, кроме разных дощечек или полузакопанных газет.