Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

А вот Катя поняла сразу. У нее даже лицо побелело. Она усмехалась недобро, презрительно.

– Зато ты у нас милорд, – сказала Катя. – Белая кость, голубая кровь. Ну и дерьмо же ты. И всегда был дерьмом.

Митя просто и ясно понял, что Катю вернуть нельзя: она не уходила – она уже ушла, и в ее глазах он вовсе не благородно-несчастен и возвышенно-трогателен, а жалок, мелок, нелеп. У Мити подбородок задрожал. Губы его не слушались. Но он все-таки выговорил обиженно:

– Ты выбрала очень удачный момент, чтобы ударить меня. Ты именно теперь, когда умерла моя мама…

– А она не умерла, – сказала Катя, мягко улыбаясь. – Я ее убила.

Митя засмеялся.

– Я всегда ее ненавидела. И я ее убила, – сказала Катя все с той же мягкой ласковой улыбкой.

– Ведь ты же не нарочно, – пожал плечами Сергей. – Так неудачно все получилось.

– Получилось так, как я хотела, – сказала Катя. – Я хотела ее смерти, и я ее убила.

– Что ты несешь? – сказал Сергей.

– Я больше не могу, – сказала Катя. – Я устала. Пусть знает.

– Он же теперь всем расскажет.

– Кому? Зачем? Что он расскажет?

Странно было, что они в его присутствии говорят о нем в третьем лице. Как о мертвом. Митя переводил злобный взгляд с его лица на ее и обратно, вслушиваясь в их разговор со вниманием и особого рода довольством, подобно судье или следователю, наблюдающему удавшуюся очную ставку.

Сергей перехватил этот его взгляд.

– Ты ничего не понял, – слишком поспешно и слишком, пожалуй, серьезно, сказал Сергей Мите.

Тот лишь улыбнулся снисходительно, зубы оскалил, явно чувствуя себя хозяином положения, и перевел взгляд на Катю.

Взлохмаченные волосы, не причесанные еще после душа. Крохотная родинка у правого уголка рта. Бело-розовые следы комариных укусов на босых ногах. Халат прираспахнулся на груди, и было видно, что линия кофейного загара на коже повторяет вырез платья.

Какой там хозяин положения! Глядя на нее, на эту женщину, шлюху, убийцу, эту тварь, Митя понимал просто, беспомощно, с неотвратимым ужасом, как бесконечно он ее любит, и теперь отчего-то любит даже более, чем прежде, вопреки всякому разуму, всякому здравому смыслу.

С машинальной застенчивостью, как под взглядом чужого, Катя запахнула халат.

– Я тебя посажу, – сказал Митя, едва справляясь с ласковым бешенством желания.

– И ведь посадит, – весело подтвердил Сергей.

Он опять уже присосался к минералочке и бутербродик уминал, этих двоих не дождавшись, челюстями работал.

– И тебя, кстати, тоже, – Митя уронил в сторону Сергея брезгливый взгляд.

– Ну уж меня-то хоть не впутывайте, – все так же весело взмолился Сергей, но увидел, что Митя направился к двери. – Эй, куда пошел?

– Пусть уходит, – равнодушно сказала Катя.

– Как это «пусть уходит»?! Он ведь сейчас… Э, лапулька моя! – Сергей встал на Митином пути. – Не спеши. Мы ведь еще…

Но разность весовых категорий была не в пользу Сергея. Митя легко оттолкнул его прочь, и Сергей распластался на полу нелепейшим, унизительнейшим образом. Да еще в салат попутно вляпался, так сказать, пролетая мимо и неосторожно задев. Огурчики, помидорчики. Да и сметана оставит на брюках характерные пятна.

Обманутый супруг прощально усмехнулся поверженному сопернику, но покинуть поле боя не сумел, так как был настигнут прытким соперником почти уже у самой двери.

В спину Сергей не бил. Как воспитанный хомо сапиенс, он сначала развернул Митю лицом к себе и только тогда вломил ему по морде.

Игривая мелодрама, плавно преобразившись в тягостную драму, стремительно перерастала в будничную трагедию.

Сервировочный столик откатился, дребезжа пластиковыми и никелированными деталями. С грохотом опрокинулась подставка для цветочных горшков.

Митя рухнул возле камина с разбитым ртом. И для головы нашлось к чему крепко приложиться, теперь вот шишка будет, вот ведь незадача, а Катюша, кстати сказать, и внимания не обратила, обсметаненные брюки, конечно, волнуют куда как сильнее. А прямо перед глазами – неплохое орудие для выяснения семейных отношений: тяжелые каминные щипцы, антиквариат, можно сказать, наследие царизма.

Катя заорала очень вовремя, заметив это самое наследие царизма, занесенное над головой Сергея.

Он успел увернуться, так что чудовищный удар пришелся лишь по касательной, задев, однако, голову, плечо, руку.

Митя вознамерился было совершить вторую попытку, но Сергей энергично возразил ему. Он орудовал каминными щипцами и тогда, когда Митя уже лежал на паркете и от ударов вполне можно было и воздержаться.

Результат был естествен, страшен, грязен: Митя валялся на полу с размозженным черепом.

Молодая вдова сидела на корточках у стены, зажимая ладонями рот. Иногда через ладони вместе с дыханием прорывалось нечто среднее между воем и хрипом.

Сергей отшвырнул щипцы, поднял с полу бутылку и, далеко запрокинув голову, вытянул остатки минеральной воды. Рубашка на его спине потемнела от пота.

Катя поднялась и, дошаркав до новоявленного убийцы, обняла его, прижалась лицом к темному пятну на спине.