- Я не… я не вынюхивала, - удается мне выговорить. – Я не знаю, что делала.
Дэер делает шаг назад, отпуская меня.
Он высокий, стройный и сильный, и у меня от него перехватывает дыхание.
- Вот, наверное, твоя первая проблема, - говорит он мне. – Если ты не знаешь, что делаешь, ты никогда ничего не добьешься. Выбирайся из этой темной улочки, Калла. Здесь не безопасно.
Он указывает на выход, и когда он уходит, я вижу их.
Цветы, которые он бросил на землю.
Розы, лилии и гвоздики.
Мое сердце глухо бьется, и я делаю то, что мне сказали. Когда я добираюсь до тротуара и выхожу на свет божий, то поворачиваюсь, но его уже нет. Так же как и цветов.
Я нахожу ближайший магазин, покупаю средства гигиены и возвращаюсь к автомобилю и все это в течение часа. Я жду в машине возвращение Дэера, и с каждой проходящей минутой, задаюсь вопросом, что я ему скажу.
Но мне не приходиться решать.
Поскольку, в конце концов, Джон поворачивает голову назад.
- Видимо, мистер ДюБри не придет прямо сейчас. Я вернусь за ним позже.
Я молча киваю и позволяю Джонсу отвезти меня обратно в Уитли.
Даже не осознавая этого, я высматриваю лимузин, который должен поехать обратно и вернуться с Дэером, но этого не происходит. Не знаю, как Дэеру удается вернуться домой.
Однако я знаю, что он вернулся. Поскольку в середине ночи мной беспокойный сон потревожен шумом, который я не могу определить. Я лежу минуту, пытаясь проснуться настолько, чтобы прояснить разум, и наконец, понимаю, что фортепианная музыка разносится по залам Уитли.
Я хватаю халат и следую за западающими в память нотами, оказываясь в салоне.
Я тихо стою в массивных дверях, наблюдая, как Дэер играет на фортепьяно с грациозностью мастера. Его длинные пальцы парят по клавишам, и он, продолжая играть, смотрит в окно, его глаза рассеяно глядят на вересковую пустошь через окна. Ноты пианино – преследующие и низкие, нежные и высокие, и вся гамма между.
Он не знает, что я здесь, и мне хочется, чтобы все так и оставалось, потому что прямо сейчас, пока он думает, что никто не смотрит, Дэер ДюБри выглядит абсолютно и душераздирающе уязвимым.
Он выглядит открытым и беззаботным, задумчивым и реальным.
Это первые настоящие эмоции, которые я у него увидела.
Это заинтриговывает меня, в особенности, так как там нет и следа от его известного высокомерия.
На мгновение, я забыла о его ранней грубости. Все, о чем я могу думать – это каким другим он кажется прямо сейчас.
Это человек, которого я люблю, человек, без которого я действительно не хочу жить.
Я настолько погружена в мысли о нем, что даже не замечаю, что он перестал играть. Он пристально глядит на меня к тому времени, когда я это осознаю, и настороженность вновь вернулась в его взгляде.
- Тебе что-то нужно или ты просто прогуливаешься в 3 часа ночи? – спрашивает он, его голос тихий и спокойный.
Я отрицательно качаю головой.
- Нет, я просто шла на кухню.
- Ты, должно быть, не туда свернула. Она в противоположной стороне дома, - спокойно сообщает он мне.
- Дэер, в чем твой секрет?
Он глядит на клавиши, на свои руки, которые по ним играют.
- Я не могу тебе сказать.
Я киваю, поскольку этого и ожидала.
Я разворачиваюсь, но затем медлю.
- Ты прекрасно играешь.
Он не отвечает, и я ухожу.
ГЛАВА 12
Лунный свет простирается через коридор, освещая тяжеловесную мебель и дорогие ковры. Он меня не волнует, когда я оставляю Дэера за пианино и продолжаю идти дальше по коридору.
Мне нужно знать, что от меня скрывают.
Такое чувство, будто все знают, кроме меня.
Дэер.
Сабина.
Отец.
Даже Элеонор.
Ответ незамедлительный.
Кабинет Элеонор.
На удивление он не заперт, и я тихо проскальзываю внутрь, ступая по толстым коврам, пока не сажусь в ее огромное кресло. Сидя здесь я чувствую себя как за штурвалом корабля, и открываю ящик рядом с левой ногой. Папки с файлами выстроены в ряд, ожидая, чтобы я их изучила, и я пробегаюсь руками по их верхушке, выискивая.
Мои пальцы задерживаются на Д.
Дэер ДюБри.
Я почти колеблюсь, когда вытаскиваю папку и открываю ее, но затем я не испытываю никаких угрызений совести. Он знает обо мне все. Я так же могу узнать кое-что о нем.
189. Каштановые волосы, карие глаза.
Мать, Оливия, умерла.
Отец, Филлип, умер.
Отчим, Ричард II, умер.
Он совсем один. Это больно меня задевает, поскольку я знаю, каково это. Его файл довольно краткий, и несколько абзацев были отредактированы, два больших параграфа с жирными черными линиями, проведенными через них и мешающих мне прочесть слова.
Что настолько плохое, что нельзя оставить в его файле?
Я озадачена и взволнована, но затем мои глаза сужаются, когда я добираюсь до той части, которая рассматривает его долю имущества Савиджей.