Верум

Это может сказать обо всем.

- Не так ужасно, - отвечает он. – Ты же здесь.

Да.

Я здесь.

- Что с тобой здесь случилось? – спрашиваю его я, поднимая болезненную тему. Он вздрагивает, но отводит взгляд.

- Ничего, о чем тебе нужно волноваться.

- Но так и есть, - говорю я. – Я волнуюсь.

Он берет мою руку и удерживает ее.

- Здесь речь идет не обо мне, - серьезно произносит он. – А о тебе.

Мне не нравится этот ответ, но он провожает меня в мою комнату и целует в лоб, прежде чем уйти.

К моему удивлению, я сплю. И когда просыпаюсь, картина, нарисованная Дэером, лежит на прикроватном столике, но я не помню, чтобы положила ее туда.

Был ли он здесь, пока я спала?

Я его не слышала.

Его нет за завтраком, так что я прочесываю поместье его в поисках. Тропинки, гараж, сады. Его нигде нет, но Сабина, конечно же, здесь.

- Здравствуй, дитя, - приветствует она меня с полными руками дерна. Я наблюдаю, как она просеивает почву, сажает, пересаживает и обрезает.

Почему все называют меня дитя?

- Доброе утро, - приветствую ее я. – Вы видели Дэера?

Она отрицательно качает головой.

- Он выходил прогуляться ранее, - предлагает она. – Но думаю, я видела, как он уехал.

Интересно, куда он ездит каждый день.

Я опускаюсь на колени рядом с Сабиной.

- Какое было его детство? - интересуюсь я, надеясь она расскажет мне то, что он нет. – Вы должны знать, ведь вы были его няней.

- Я была, - кивает она. – Но Оливия очень часто присутствовала, очень во многом участвовала. Не как Элеонор была с твоею мамой. Элеонор была независимой, Оливия – любящей. Его мать любила его, дитя, так что вот так.

Но что-то в ее голосе подсказывает мне, что любовь Оливии к нему была единственной его радостью.

- А что насчет Ричарда? – нерешительно спрашиваю я. Лицо Сабины мрачнеет.

- Ричард никогда не любил Дэера, - честно отвечает она. – Он считал, что Дэер соперничал за любовь Оливии, что смешно. Дикки был жесток к Дэеру, но я делала все возможное, чтобы его защитить.

Мое сердце резко щемит, поскольку что-то в тоне ее голоса дает мне знать, что ее «все возможное» было не достаточно.

- Что он ему сделал? – спрашиваю я, и честно говоря, боюсь узнать.

Она отворачивается.

- Это уже не имеет значения. Это прошлое. Дело сделано, и Дэер заплатил за то, что сделал.

Это вспугивает меня, заставляя резко поднять голову.

- Что вы под этим подразумеваете? Что Дэер сделал?

Она покачивает головой.

- Это в прошлом. И не важно.

Но я знаю, что важно.

Это живет в лице Дэера,

Это преследует его глаза.

Секреты то же самое, что и ложь, и я должна раскрыть его истину.

Я оставляю Сабину, но чувствую, как она наблюдает за мной, когда я ухожу.

ГЛАВА 20

В доме утренний свет заливает столовую, и через окно я наблюдаю, как Сабина прогуливается по саду, ее походка сгорбившаяся и медленная.

Она рассматривает что-то растущее, что-то viridem, зеленое, прежде чем сгибается над этим, чтобы посмотреть поближе. Сорвав листочек, она задумчиво жует его перед тем, как обратить свой взор на меня.

Ее глаза встречают мои через стекло, а затем она уходит.

Она знает, что я собираюсь отправиться на поиски, осознаю я. И она не останавливает меня по некой причине.

Может она хочет, чтобы я узнала.

Я нахожу себя блуждающей по коридорам, не обращая внимания на молчание. Горничные делают вид, что не видят меня, и я направляюсь подальше от крыла с кабинетом Элеонор. Я иду по восточному крылу, по холлу, который еще не исследовала.

Как только я ступаю в коридор, то чувствую тишину, необъяснимое затишье. Я мгновенно ощущаю, будто нахожусь в другом месте, где-то далеко, где-то, где нет жизни. Я даже не вижу слуг, передвигаясь по полированным мраморным полам.

Я не решаюсь здесь даже громко дышать, и на самом деле не знаю почему.

Я останавливаюсь у огромной резной двойной двери и прежде чем успеваю передумать, распахиваю ее.

Это чье-то жилое помещение. Я стою в зоне гостиной посреди кремовых, бежевых и голубых тонов. Как будто кто-то расплескал нейтральные цвета, и я оборачиваюсь вокруг, осматривая помещение.

Я уже почти решила, что это гостевая комната, что она не стоит исследования, когда замечаю край картины в соседней комнате. Портрет в толстой, позолоченной раме.

Я переступаю порог и гляжу на семью перед собой.

Дэер, его мать и мой дядя пристально смотрят сверху на меня.

Дэер моложе, конечно. Намного моложе.

Ему на вид только десять или около того, худой и юный, но те же темные глаза зияют с фотографии, загнанные и обиженные. Каждому понятно, кто смотрит на него, что мальчик несчастен. Он отодвигается от моего дяди так далеко, как только возможно, хотя позволяет своей матери обхватить рукой себя за плечи. Выражение ее лица – ласковое, ее глаза добрые. Я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом: что она вообще делала с Ричардом?

Поскольку взгляд дяди твердый, как сталь. У него глаза Элеонор, а так же ее несгибаемая осанка. Он импозантный, он суровый. И я могу сказать, что он не хороший человек.

Я ловлю себя на том, что фактически делаю шаг назад, что по себе глупо.