Одновременно, словно в танце, оба повернули головы в сторону группы Уилтона. По крайней мере, этот документ пока был в их руках.
Аарон достал блокнот и стал быстро писать. Закончив, он отложил карандаш и прикрыл глаза. Не поднимая век, он потянулся к столу и обеими руками нащупал рукопись.
Хелен двинулась было в его сторону:
– Что…
Аарон открыл глаза и ухватился пальцами за нижний край документа. Прежде, чем рука Хелен успела остановить его, он вскочил с места и то же мгновение разорвал бумагу – слева внизу, подальше от исписанной части.
Хелен никак не могла прийти в себя, будто стала очевидцем насилия, совершенного над живым существом.
– Аарон?!
Аарон вскинул руки. Когда он окликнул Патрицию, голос его звучал так сокрушенно, что Хелен почти поверила в его искренность.
– Никогда не прощу себя, – когда библиотекарь приблизилась к нему. – Мне так жаль! Я… – он замолк, словно не имея сил продолжать.
Патриция остановила взгляд на разорванной бумаге.
Аарон расстегнул и снова застегнул молнию на свитере, как бы демонстрируя ее неисправность.
– Застежка зацепилась за бумагу, когда я вставал, – объяснил он. – А документ прижат к подложке, и вот… Я никогда больше не надену такое… даже понятия не имел, что подобное может случиться! Мне очень, очень жаль!
На другом конце комнаты люди из группы Уилтона задрали головы к потолку. Один из аспирантов повернулся к своим товарищам со снисходительной гримасой: мол, что вы ожидали от неуклюжего придурка? Но сам Уилтон с милосердным видом человека, которому уже неинтересно топтать униженного и побежденного противника, вернулся к лежащим перед ним бумагам.
Чем дольше молчала Патриция, тем отчаяннее Аарон старался заполнить молчание извинениями. Однако Хелен заметила, что лицо библиотекаря оставалось спокойным. Увидев, что повреждение оказалось незначительным и не затронуло заполненную текстом часть документа, она, казалось, удовлетворилась раскаянием Аарона. Более того, ее, видимо, впечатлил тот факт, что он наконец осознал ценность старинных рукописей.
– Наверное, – молвила она, фыркнув, – нам придется дополнить правила поведения еще одним запретом. Хотя наши правила, кажется, никогда вас особо не сдерживали.
– Я сам напишу себе напоминание! – горячо уверил ее Аарон. – Никаких больше молний в хранилище. Я буду следить за каждой мелочью, серьезно. Только пуговицы и липучки!
Он протянул дрожащую руку к надорванному листу. Хелен почти верила в его искренность.
– Это можно восстановить?
Патриция покачала головой:
– Это может сказать только Патриция из консервационной лаборатории, с ее испепеляющим взглядом.
Аарон молча принял упрек.
– Надеюсь, что для нее это не составит большого труда. Я понимаю, что она и так сильно занята, и у нее не так много времени, чтобы возиться с криворукими балбесами. Пожалуйста, передайте ей мои искренние извинения.
– Думаю, на сегодня мы закончили, – сказала Хелен.
Затем она встала и, к собственному удивлению, неловко похлопала Аарона по плечу.
– Думаю, нужно немного успокоить нервы, прежде чем продолжать работу.
Библиотекарь ушла в лабораторию – было слышно, как открылись и закрылись двери лифта.
Аарон тем временем собирал свою сумку. На его лице не было знакомого дерзкого выражения, наоборот, он выглядел взволнованным.
– Это было больно, – тихо сказал он Хелен. – Больнее, чем я думал.
Волосы Хелен выбились из-под заколки, и седые пряди лезли ей в глаза.
– Вы просто гениальны, – сказала она.
По его лицу расползлась улыбка. Тоскливое выражение, недавно появившееся у него во взгляде, отчего Хелен даже подумала, что Аарон все-таки кое-что понимает в жизни, стерла улыбка, как бывает только у совсем юных.
– Вот он! – громко воскликнул Аарон, и Хелен вздрогнула от неожиданности.
Он несколько раз с расстановкой хлопнул в ладоши, что непременно привлекло бы внимание Патриции, не будь она в тот момент в лаборатории.
Хелен не могла скрыть смущения. Даже Уилтон поднял голову и уставился на них.
– Что такое? – раздраженно спросила Хелен.
– Да комплимент! – объяснил Аарон с блаженной улыбкой. – Я знал, что у вас получится!
Глава восемнадцатая