Хелен встала и принялась рассматривать лежавшие на столе бумаги.
– Так вы что, дружите? – не унимался Аарон. – Я ни разу не видел, чтобы вы разговаривали.
Хелен придвинула к себе одну из подложек с бумагой и прищурилась.
– Я почти ничего не знаю о ней, – сказала она рассеянно. – И она про меня. Извините, если разочаровала.
Аарон ткнул пальцем в разложенные бумаги:
– Ну, если это не признак дружеских отношений… Хелен посмотрела на Аарона поверх очков:
– Это британский вариант «пусть победит лучший».
Он посмотрел на Хелен, но предпочел не поддевать ее. Да и какой теперь смысл спешить? Скорость больше не имеет значения. Уилтон опубликует историю женщины-писца и ранее неизвестную переписку о саббатианском кризисе во Флоренции – два важных открытия. А они-то с Хелен наивно молчали, намереваясь обработать все и составить полную картину того, кто и зачем сделал тайник. И теперь все их усилия пошли прахом.
Неудача… Однако на этот раз Аарон не отринул эту мысль, а снова и снова возвращался к ней, как ощупывают языком дырку на месте вырванного зуба, ощущая омерзительный металлический привкус и пустую гладкую поверхность.
Аарон вернулся к работе. Никогда еще он не принимался за дело, заранее зная, что не выиграет. Он не вполне понимал себя, но иного выбора все равно не оставалось. На горизонте было пусто.
Не обращая внимания на свежие документы, он тихонько достал из сумки ноутбук и положил его на колени под столешницу. Он не сомневался, что Патриция, даже после того, как сама нарушила библиотечные правила, вышвырнет его вон за подобные фокусы. Хелен, со своей стороны, была слишком поглощена работой, чтобы что-то заметить. Аарон нашел файл с переводом письма и открыл его.
Надо начать с самого начала. Настоящему картезианскому мыслителю следует систематически подвергать все сомнению. Надо вернуться к основам – что ему известно точно?
Он перечитал письмо.
Я задаю вопросы, запретные для мужчин, хотя и не нарушаю закон.
Очень умно, Алеф. Ты – женщина, поэтому тебя нельзя обвинить в запретном для мужчин. Умно, но не откровенно. Ты – женщина, поэтому тебя нельзя обвинить в том, что «запрещено мужчинам». Но Аарон почему-то ожидал от нее чего-то большего, чем просто набросанного поверх перевернутого письма текста с охами и ахами по поводу тайной работы писцом. «Ну же, – пробормотал Аарон, – дай же что-нибудь получше».
Он почувствовал взгляд Хелен, но не оторвал глаз от экрана.
Я ответила – пустой сосуд. Но это не так. Ибо если желание является сущностью мужчины, оно должно быть также присуще и женщине. Я – сосуд, исполненный желания.
Аарон дочитал до конца текст на иврите, а затем и строчки на английском:
Они с Хелен проработали много времени с этим текстом, но и сейчас он выглядел не более ясным, чем в первый раз. Пьеса «Ричард II» была создана и ставилась на сцене до тысяча шестисотого года, поэтому Алеф наверняка могла видеть постановку или прочитать ее. Цитата совершенно выбивалась из контекста, если так можно было назвать бессвязный текст, написанный между строк, продиктованных раввином. Аарон предположил, что, возможно, вся эта история с «запретными вопросами» была намеком на Шабтая Цви. Не исключено, что
Алеф привлекло учение ересиарха, вопреки здравым суждениям ее учителя. А с другой стороны, быть может, вся эта исповедь говорила лишь о переживаниях автора о том, что раввин более не желал, чтобы писцом у него была девушка? Все эти отсылки к событиям дня в стиле мыльной оперы и упоминание о нечестивой душе казались параноидальным преувеличением или даже психозом.
Аарон представил себе призрачную девичью фигуру Алеф, стоящую позади Хелен и Патриции, причем две старухи укоризненно шепчутся насчет туповатого американца, который оказался не в состоянии глубже вникнуть в изучаемый текст.
Я задаю вопросы, запретные для мужчин…
Почему? Почему мужчинам было запрещено интересоваться саббатианским кризисом во Флоренции, если, конечно, Алеф имел в виду именно это?
– Хелен, – позвал он.
Только после того, как та вскинула на него взгляд, Аарон осознал, что впервые назвал ее по имени.
Концом карандаша он постучал по экрану, наклонив компьютер так, чтобы его не заметила Патриция.
– Как вы это понимаете?
В наступившей тишине Аарон вдруг оценил то, что ранее не замечал в Хелен. Она оказалась преподавателем такого типа, какой никогда не станет отчитывать студента за то, что он предложил перечитать нечто прочитанное уже раз десять.
– Она пишет, что в нарушении закона виновен раввин, а не записывающий за ним писец. Но тут, конечно, она лукавит, прикрываясь тем, что на самом деле она не мужчина. Выражается загадками.
– Ага… – произнес Аарон, – Хорошо…