Вес чернил

Природа подарила женщине не только тело, но и ум, и желание им пользоваться. Кем было предопределено, что одна сторона натуры Эстер должна победить другую? Если двум творениям Божьим суждено противостоять друг другу, то неужели Бог заранее решил, кто из них более совершенен? Как Бог решает перед бурей, что победить должен либо ветер, либо дерево?

Или же, быть может, сама буря была любимым творением Божьим и только благодаря ей Он решал, кто сильнее? Возможно, думала Эстер, содрогаясь от еретической мысли, Бог сам и был штормом? И Он тем самым доказывал миру новые истины и опровергал старые?

Тогда единственным правильным решением было бы послушать собственный дух и решить, что должно победить: женская ее природа или ее воля.

Не снимая плаща, Эстер прошла через комнату, села за письменный стол и стала быстро писать, словно боясь, что слова кто-то сможет подсмотреть или отнять.

Достопочтенному Томасу Гоббсу

Пишу вам, чтобы узнать, имеется ли возможность вовлечь ваш прославленный ум в дискуссию. Вы, конечно, не знакомы со мной, но я полагаю себя достойным вашего доверия – вашим корреспондентом, а отнюдь не частью тех сил, что осуждают мыслителя за сомнения или атеизм.

Мои интересы в области метафизики довольно разнообразны, но в последнее время я больше всего размышляю о вопросе Божественного вмешательства. Осмелюсь спросить вас, что вы полагаете относительно Божественного и природного миров; какие убеждения вам ближе? Как вы догадываетесь, я сам придерживаюсь суждений, отличных от общепринятых. Я не согласен не только с представлениями о Божественном владычестве над Природой, но и с утверждением о выражении воли через чудеса, ибо чудо кажется мне уловкой плохого математика, который вводит в употребление новое число, чтобы решить задачу, когда уравнения не привели к желаемому результату.

Мечтой моей является возможность обменяться мыслями и поучиться у коллег-мыслителей, чтобы меня поправили там, где я ошибаюсь, а там, где в моих рассуждениях мелькнет искра понимания, – помогли разжечь ее поярче.

Немощь тела моего не позволяет мне встретиться с вами лично, дабы переговорить лицом к лицу, как подобает истинным джентльменам. Надеюсь, вы поверите в честность моих интенций, хотя они могут показаться вам и несущественными.

Буду рад, если ответите на мое письмо.

Эстер закончила письмо и подписала его именем Томаса Фэрроу. Отложив исписанную бумагу, чтобы высохли чернила, она обратилась к письму раввина, что он собирался отправить во Флоренцию. Эстер не спеша развернула лист на столе, обмакнула перо и провела им между уже написанными строками, плетя иссиня-черную вереницу букв, чтобы облегчить свой встревоженный ум.

«Итак, я начинаю», – написала она на иврите.

Глава семнадцатая

Лондон

22 декабря 2000 года

Утром он уже был в библиотеке. Зал редких рукописей тонул в солнечных лучах и был совершенно пуст, если, разумеется, не считать Патриции. Аарон сделал запрос на выдачу нового документа, которым оказался счет за провизию, выставленный в тысяча шестьсот шестьдесят четвертом году неизвестным купцом – столько-то денег за n мешков муки, и столько-то за бочку чего-то… дальше шла неразборчивая мазня. Бумага была повреждена, но не очень сильно. Аарон скользнул взглядом по коричневым разводам букв – ничего интересного.

В зале царила настороженная и благоговейная тишина в чисто английском духе. «Ну вот чего же ей на хватает?» – подумал Аарон.