Вес чернил

– Имеют, – пробубнила Патриция, – если Джонатан Мартин дал им такое разрешение.

– А Патриция Защитница Ценностей им позволит?

Услышав прозвище, Патриция вперила в него взор, но Аарон был слишком раздражен, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, и решил удвоить натиск.

– Мне казалось, она просто сожжет их взглядом.

Патриция уставилась на него бледно-голубыми глазами. Она сняла очки и медленно сложила их с мягким щелчком. Этот звук не сулил ничего, кроме неприятностей.

– Ну, разумеется, – продолжал Аарон с застенчивой улыбкой, надеясь, что она поймет шутку и воспримет его слова как комплимент, но никак не заигрывание. – Ваши глаза тоже могут пронзить что угодно.

Патриция мигнула.

– Кажется, вы не находите меня обаятельным, – заговорщицки прошептал Аарон, наклоняясь вперед и опираясь рукой на стол.

Патриция тоже подалась к нему, так что он ощутил запах кофе у нее изо рта.

– Удивительно, да? – сказала она и снова уткнулась в компьютер.

Аарон убрал руку с ее стола и отошел.

– Ну как? – спросила его Хелен.

Он поднял подбородок.

– Кажется, она холодна ко мне.

На лице Хелен появилось отчаянное выражение, смысл которого Аарон до конца не понял, она направилась к столу Патриции. Аарон последовал за ней.

– Они успели сфотографировать RQ206? – тихо, но настойчиво произнесла Хелен.

Патриция посмотрела в каталоге и вздохнула:

– Да. И еще несколько документов из той же серии.

Женщины обменялись взглядами. Это напоминало проблесковые огни двух маяков в заснеженной бухте. Безмолвный мимолетный обмен мнениями.

Хелен повернулась и молча кивнула Аарону, сжав зубы. Патриция отвернулась. Что это было – проявление такта или даже сочувствия? Он не мог точно ответить на этот вопрос, потому что совсем не знал британцев. И пожилых женщин.

Или людей как таковых. Возможно, главная проблема Аарона Леви заключалась в том, что он не знал людей.

Он думал, что они с Хелен будут первыми, кто получит доступ к документам о саббатианском кризисе во Флоренции. Но у их конкурентов было в команде четверо специалистов, не говоря уже о поддержке в лице Джонатана Мартина, которому достаточно было всего лишь позвонить редактору «Истории раннего Нового времени». Тот факт, что Уилтон решил провести фотофиксацию на этой неделе, когда большинство сотрудников успели уйти в отпуск, чтобы начать рождественский алкомарафон, мог означать, что редактор уже согласился просмотреть материалы на выходных. Уилтон хотел опубликовать статью о письме с перекрещивающимися текстами и обо всем прочем, с чем успел ознакомиться, еще до того, как обработает все бумаги. Возможно, это не вполне добросовестное поведение для ученого, но, как ни крути, ход блестящий. Ведь теперь любой, кто напишет хоть что-нибудь о ричмондской находке, будет лишь углублять работу Уилтона и следовать по проложенному им пути.

Единственная надежда заключалась в том, что Уилтон и компания еще не догадались, кто записывал документы. Аарон заглянул в записную книжку.

– Интересно, – сказал он, – добрались ли они до RQ182?

Это было письмо Якоба де Соуза с просьбой как можно скорее отстранить девушку от работы писца.

– Да. Его и тот документ с двумя текстами они запросили сегодня в первую очередь.

Патриция сняла очки.

– Ну что ж, – произнесла Хелен.

Что-то на столе библиотекаря, казалось, привлекло ее внимание. И хотя Хелен стояла отвернувшись от Патриции, во всей ее позе сквозила сосредоточенность, как у человека, обдумывающего некий план.

– Тогда позвольте следующий документ.

Кивнув, библиотекарь вышла в хранилище.

Где-то с полчаса коллеги работали молча. Перед Аароном лежала бумага, представлявшая собой отчет о расходах и доходах семьи. Почерк был знаком – только Алеф загибал росчерки над заглавными буквами так далеко назад, что они напоминали свернувшиеся кольцами существа, готовящиеся броситься через страницу.

Две корзины трески – 4 пенса; один фунт кофе – 2 шиллинга 6 пенсов.

Аарон обратил внимание, что в ведомости отсутствуют записи о доходах с учеников. Скорее всего, поток учеников у раввина иссяк.

Время от времени Аарон отрывался от работы и украдкой наблюдал за Хелен. Раньше он никогда не видел, как она пишет. Ее пальцы так крепко сжимали карандаш, что побелели костяшки, а сам карандаш полз по бумаге с такой ледниковой медлительностью, что можно было легко представить, как грифель пропахивает каньоны, оставляя после себя валуны. Если бы он увидел это раньше, то боялся бы ее еще больше.

В половине первого к ним подошла Патриция и положила перед Хелен подложку со следующим документом, хотя предыдущий все еще был в работе. Еще трижды Патриция уходила и возвращалась с новыми бумагами. Их оказалось сразу шесть экземпляров за раз, что было грубейшим нарушением библиотечных правил.

Патриция молча разложила страницы перед Хелен, а затем, не глядя ни на кого, провела обветренной рукой по столешнице и вернулась на рабочее место.

– Господи! – произнес Аарон, поворачиваясь к Хелен. – Она к вам явно неравнодушна.