Вес чернил

Но в данном случае сомнений быть не могло. Освещенный холодным послеполуденным светом, дом настолько отличался от соседних строений, что казался среди них отверженным. Украшенные орнаментом карнизы, резные вставки из кирпича с закругленными гранями на фасаде и даже выложенная мелким булыжником дорожка, что вела к массивной входной двери, – особняк явно подражал тем немногим усадьбам семнадцатого столетия, которые еще сохранились в этом районе, хоть и уступал им в масштабе. Но все-таки здание явно было построено в ту же эпоху человеком явно небедным и имевшим положение в обществе. Также Хелен теперь легко могла понять, почему дом, в отличие от некоторых его современников, никому не известен и не является местной достопримечательностью. Каким бы великолепием он ни блистал в семнадцатом веке, теперь, благодаря небрежности хозяев и неумело произведенному некогда ремонту, дом пришел в упадок, к тому же слева от главного входа портила вид нелепая пристройка, созданная скорее в викторианском духе, нежели в стиле английского барокко. На шифере кровли виднелся кусок алюминиевого листа, которым, вероятно, когда-то заделали протечку. Телефонные и электрические провода вились, словно плющ, по фасаду, нарушая строгие линии многостворчатых окон.

Она подошла к двери; трость ее скользила по неровным камням. От непривычной нагрузки дыхание участилось, и Хелен замедлила шаг, чтобы успокоиться. В узком окне рядом с дверью она заметила отражение собственной сгорбленной фигуры. Хелен наклонилась ближе, и изображение покрылось рябью, словно на темной поверхности ручья: бледная стареющая преподавательница в старомодном костюме, тяжело опирающаяся на трость.

Хелен дотронулась до прохладного кирпича рядом с окном. Словно профессиональный взломщик, она глянула сквозь стекло, и оно затуманилось от ее дыхания. Когда мутное пятно исчезло, Хелен смогла различить темный атрий. Стали проступать поначалу неясные, но затем все более отчетливые детали интерьера. Она судорожно вздохнула. Перемычку над дверным проемом украшали резные херувимы. Они же виднелись над темным камином в гостиной. Половина дворцов и поместий семнадцатого века, которые еще сохранились в Суррее, имели точно такой же орнамент, хотя имя мастера-резчика давным-давно затерялось в веках.

Хелен выпрямилась и взялась за холодный железный молоток. Солнечный свет щедро заливал все вокруг – дверь, мраморный порог, рукав шерстяного пальто, и только тяжелый металл молотка и тонкая рука Хелен не воспринимали тепло лучей.

Звук от удара молотка отразился от полотна старой двери и заглох. Наступившая тишина – так свойственная любому старому дому – заставила Хелен на мгновение испытать знакомое чувство: как будто снова встретилась со своим бывшим возлюбленным, который некогда познал ее вплоть до последнего дюйма, а теперь делает вид, что не знаком с нею.

Дверь открыл высокий блондин с аккуратной прической.

– Профессор Уотт! Вы даже не представляете, как мы вам благодарны, честное слово!

Несколько натянутое приветствие Иэна Истона отозвалось эхом в напоминавшем вход в пещеру холле, однако Хелен даже не слушала его. Иэн жестом пригласил ее войти. Резное дерево, высокий потолок, обрамляющий выход на балкон со второго этажа, картины в коробках, сложенные на каменном полу… Запах свежей краски.

– Я был когда-то вашим студентом, – продолжал Иэн, хмуря брови, – но, само собой, вы меня не помните.

По крайней мере, он проявил такт, избавив ее от необходимости говорить на эту тему. Иэн провел Хелен вперед, в холл, умеряя свой шаг, чтобы не обгонять даму.

– Прошу извинить за беспокойство – ведь у вас наверняка есть и более важные дела.

Хелен остановилась. Над ее головой нависала широкая притолока. Резные херувимы с безмятежными отрешенными лицами выстроились, словно часовые.

Иэн остановился рядом и, выдержав почтительную паузу, продолжил свои объяснения. Когда он увидел то, что принял за еврейский текст, то сразу вспомнил о ней и ее опыте в этой области. Так что, если Хелен могла бы посоветовать, что делать с этими бумагами, он был бы весьма ей признателен, так как…

Даже покрытые пылью, гладкие щеки херувимов сияли выражением детской мудрости.

Иэн продолжал говорить, но дом говорил громче – он почти оглушал Хелен. Ей вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, стоит постараться найти общий язык со своим бывшим студентом.

Она заставила себя повнимательнее взглянуть на этого небрежно, но хорошо одетого мужчину, который, разговаривая с ней, подавался вперед, словно все еще стараясь заслужить одобрение преподавателя.

– Дело в том, – продолжал Иэн, – что нам пришлось потратить немало времени для получения согласования. И теперь любая новая задержка…