Весь этот джакч

— Не знаю. Насколько мне известно, он отказался от родства, так что я с ним никогда не встречалась и даже не знаю, как его зовут.

— Понятно… — следователь зачем-то заложил папку карандашом и захлопнул её. Видимо, чтобы показать — сейчас разговор пойдёт не под протокол. Откинулся, закурил. Мне предлагать не стал. Наверное, знал, что откажусь. — Кстати, чаю не хотите? С сахаром?

— Хочу, — сказала я.

Он нажал кнопку под столешницей — и, когда конвойный заглянул в дверь, велел принести две кружки, и покрепче.

— Вы в курсе, за что именно сидите? — он выпустил облачко дыма и посмотрел на меня сквозь него, как-то непонятно прищурившись. — Нет, статью не надо, своими словами.

— За то, что я была женой своего мужа. За то, что не донесла про его якобы преступления. За то, что не отказалась от него. Наверное, это всё.

Следователь покивал.

— Вы сказали «якобы». То есть в то, что он был провокатор и работал на контрразведку, вы не верите?

— Меня не убедили, — сказала я.

— А что вас могло бы убедить? — спросил он.

Принесли чай. Аромат был… безумный. Да, безумный.

— Я не знаю, — сказала я. — Мне показывали его досье из контрразведки… написано, что он буквально с пятнадцати лет работал на них, агент «Пальчик»… Но сделать такое досье — две недели. Так что…

Я отхлебнула чай. Он был сладкий, как горный мёд. И горячий. Я вдруг почувствовала, что вся промёрзла насквозь.

Следователь молчал, курил. Потом вспомнил про свою кружку.

— Но что вам мешало подписать отречение? — спросил он. — В конце концов, сколько вы прожили в браке? Полгода?

— Семь месяцев.

— И сколько дней из этих месяцев вы были вместе?

— Мало, — сказала я. — Могу сосчитать, если надо.

— Не надо. Мы сосчитали. Меньше двадцати. Так почему вы не подписали, Нолу?

Нолу… надо же…

— Не знаю, — сказала я. — Как-то это… не по-людски…

— Он на самом деле был провокатором, — сказал следователь. — Одним из успешнейших. На его совести сотни жизней подпольщиков. Не говоря о том, что он фактически начал гражданскую войну…

— Это только ваши слова, — сказала я. — И да, мне показывали электрокопии его сообщений. Но почерк можно подделать… и подпись…

— Вы сами себе не верите, правда?

— Я ничему не верю, — сказала я.

Он шумно отхлебнул из кружки и взял телефонную трубку.

— Капрал, попросите профессора заглянуть к нам…

Несколько минут прошло в молчании. Я допила чай, и мне захотелось попросить ещё. Но этого делать было нельзя.

Заглянул конвойный, увидел, что всё в порядке, приоткрыл дверь шире. Вошёл, опираясь на палку, лысый толстяк в мятом гражданском костюме. Следователь встал.

— Господин профессор…

— Сидите, Номан, сидите.

— Простите, но мне больше некуда вас посадить…

— Может, оно и к лучшему… — тем не менее толстяк, кряхтя, опустился на железный стул следователя. — Итак… итак. Коллега Мирош? Меня отчасти посвятили в суть ваших проблем, но я хотел бы главное услышать от вас.

Следователь Номан — имя? фамилия? — отошёл к приоткрытому зарешеченному окошку и снова закурил.

— Простите? — спросила я.

— Да, я не представился: доктор медицины Баух Шпресс, профессор Военно-медицинской академии. Вы — зауряд-врач Департамента здравоохранения, профиль широкий, я бы сказал — широчайший… Участница боевых действий, была в плену у мятежников… всё верно?

— Всё верно.

— Как выяснилось во время разбора архива контрразведки, ваш муж долгое время был агентом-провокатором, внедрённым в подполье, за что судим трибуналом Революционной комиссии и приговорён к смертной казни.

— Я знаю, что он до революции состоял в подполье и занимал там высокий пост. После революции его отправили в стратегически важный регион для восстановления хозяйства. Он очень многим не нравился, поскольку был принципиальным и упорным…

— Упёртым, я бы сказал.

— Упорным и честным. И очень требовательным. Требовали с него, требовал и он. И он умел добиваться своего. Поэтому так кстати появилась архивная папка. А вы уверены, что контрразведка не заводила подобных папок на всех руководителей подполья, чтобы в нужный момент убирать неудобных руками их же товарищей?…

— Коллега, верно ли, что вы долгое время работали в проекте «Волшебное путешествие» в качестве наблюдающего врача?

— Подрабатывала. Да.

— С ментоскопированием дело имели?

— Разумеется.

— Вы знаете, что подделать ментограмму невозможно?

— В комплексе — да, но отдельные каналы — сколько угодно.

— Разумеется, я имею в виду комплексную. Так вот, с вашего мужа после оглашения приговора была снята ментограмма.

— Что? Зачем?

— Было особое мнение одного из членов трибунала. Якобы подсудимый обладал «множественной личностью», а потому мог считаться невменяемым.

— Но?…

— Это не подтвердилось. Приговор был приведён в исполнение. Ментограмму было предписано уничтожить, но я настоял на её сохранении. Вы можете с ней ознакомиться.

Это было как удар под дых. Я замерла, пытаясь справиться с дыханием.

— Ему ввели амитал, так что полностью контролировать мысли у него не получалось, — добавил профессор. — Особенно когда он уснул.

— И я… могу?…

— За этим меня и пригласили, — сказал профессор.