Весь этот джакч

Фары, фонари, окна светятся, двери, но только сам свет и виден, а за светом ничего. И даже люди, которых много, они какие-то полурастворённые в этом светящемся тумане. И голоса доносятся сразу отовсюду, а уж моторы…

Выбираюсь я из коляски, меня опять под локти подхватывают, будто я и не из тюрьмы вовсе, а из больницы какой, но получается, что правильно подхватывают, потому что я вижу, как Лайта — вот, в пяти шагах передо мной — обнимается с каким-то мужиком, и тут до меня доходит, что это не какой-то мужик, а я сам.

И тут этот мужик, который я, Лайту не отпуская, а левой рукой придерживая, правой тянется ко мне и орёт:

— Папка! Пап-ка-а!!!

И тут начинаю орать я…

* * *

От раздумий я совсем машинально запарил в большой кружке чаёк из местных травок, их Шалун собирает, не доверяет никому. Травки горькие, запах как у сухого пыльного рыбьего хвоста, смазанного дёгтем, но просыпаешься от них быстро и надолго — ну и соображать начинаешь более высококачественно. Так что я полкружки выцедил, и тут до меня стало доходить, какой же я тупой…

Теперь даже не спишешь на то, что не заметил или не обратил внимания, или ещё что-то подобное. В том-то и дело, что и заметил, и обратил, но ни джакча не понял из увиденного! А увидел я вчера, возвращаясь, что на пирамидку, которой на тропе поворот обозначен, сверху кто-то положил камень. И не просто камень, а кусок белого слюдяного шпата, которого поблизости нет совсем (да потому что я сам эту пирамидку выкладывал и по окрестности для неё все камни повыковыривал, так что знаю, что тут есть, а чего нет) — но вот ровно на противоположном краю Долины, на склоне, таким шпатом выложена фигура птички зартак — то ли в честь названия долины, то ли долину когда-то в честь фигуры назвали, теперь и не узнать. И видно эту птичку в хорошую погоду с любого перевала… когда заезжаем, видим — о, птичка! — значит, всего час дороги остался.

И получается, кто-то пересёк всю долину, подал сигнал, которого я с устатку не понял, и где-то прячется? Я попробовал покрутить всё так и этак. Нет, ни во что другое факты не складывались. Ничего нового из букв Ж, П, А и О сложить невозможно. Кто-то пришёл с той стороны, дал о себе знать и ждёт…

Я снова выглянул наружу и вернулся. Туман вроде как стал оседать — по крайней мере, начало тропы, два белёных известью столба, уже были видны. Идёшь обыкновенно из Долины по гати, ног нет под тобой, только жижа непросыхающего болотца хлюпает — и так глазами ищешь эти столбы, и как видишь — сразу силы откуда ни возьмись, и поноша легче, и вообще внутри всё веселеет, потому что теперь с гарантией живой — хотя бы на сегодняшний день.

Зашевелился Руг. Обычно это он вставал раньше всех и протапливал печку — обожжённая спина мёрзла, одеяло не грело. Сегодня я дал ему поспать лишний час.

Ещё я подумал, что он, наверное, знает, когда старшие решили заканчивать сезон и уходить. Обычно об этом не сообщают заранее, потому что раньше, когда сообщали, на самые последние выходы приходилось немало прижмурившихся. Нервы — они и у старателей нервы, и не хочешь, а торопиться начинаешь, ну и промахиваешься… В общем, лучше, когда возвращаешься, а матрацы скатаны и родные «бугаи» возле дома дымком попёрдывают. Перекусишь на скорую руку — и в кузов.

Руг после того, как под «утюг» попал, вечным дневальным оставался и вполне мог подслушать, о чём старшие совещались. Но ведь не скажет, гад. И правильно, я бы тоже не сказал.

Впрочем, могли мы вполне и задержаться ещё на сколько-то дней: жратва кой-какая в подполе оставалась, а добычи доброй как и не было, так и нет, неудачный получился сезон, остаться бы при своих, не до жиру…

Я допил чай и решил прогуляться. А чего сидеть? Накинул козью куртку, шапку с ушами, взял мотоциклетные очки — хорошо глаза прикрывают от пыли да «моли» — и намордник, подпоясался потуже портупеей с обвесом и тихонько вышел за дверь. Койка сзади скрипнула. Наверное, Руг что-то услышал. Ну и ладно.

Туман да, туман осел ощутимо, видимость стала вполне приличной. Я подошёл к столбам. Сильно пахло мочой — положено было тут опростаться, а потом на гать выходить, — но я же не в Долину шёл, я до пирамидки, это не в счёт.

Так что я недрогнувшей рукой взял шест из привалки — раньше, помню, шесты рубили здесь же из тонких деревец, но выяснилось, что через сырое дерево на руки проникает чёрная ржа, потом замучаешься выводить, так что теперь привозим с собой пластиковые трубы, они и легче, и крепче — и ступил на гать. И тут же провалился по колено.

Ну да. Болотные духи могли ведь и не знать, что мне тут недалеко, только к повороту пробежаться по холодку…

Вылез, конечно. Ну, в сапог натекло. Пришлось возвращаться и из последних сил кропить столб.

* * *

Примерно на середине гати меня накрыл туман. Обычно в горах туманы холодные и влажные, почти ледяные, — а эти, из Долины, тёплые и сухие. Вроде дыма, но не дым. Впрочем, всё равно ни джакча не видать, так что мне с того, влажный он или сухой?