Весь этот мир не ты

Слышал…Конечно, до хера слышал! У меня батя у них водителем работает, все уши прожужжал. Только по его рассказам я милую девочку- подростка представлял, которая своему папе- бывшему бандосу в рот смотрит. А не вот это… Сука. Мне там не светит. Ещё и бате проблем нажить можно. Да от неё вообще этими проблемами сразу за версту завоняло. Нахер её. Папину принцесску.

Эпилог.2

Только вот нахер не хера не выходило. С той злосчастной вечеринки, кончившейся тем, что Малинский попёр провожать киску-принцесску домой, я стал натыкаться на Польскую чуть ли не каждый день. И как я раньше умудрялся её не замечать, учась с ней в одном универе. Она ведь такая…

Зато сейчас радары работали чётко. Я мог вычислить её гибкую фигурку в любой толпе, почувствовать приближение раньше, чем увидеть. Мне казалось, что я даже запах её различал, словно зверь. В общем чердак стал знатно подтекать, затопляя розовыми соплями всю мою вполне себе прекрасную жизнь.

Сначала было ещё ничего. Я просто начал палить её соцсети, облапывать глазами при встрече и представлять её в душе. Обычная история с любой понравившейся девчонкой, пока у вас конфетно-букетный период. Вот только никакого периода у нас не было. И не могло быть. Никогда. Вместо этого киску- принцесску всеми силами обхаживал Стасик с подходящей родословной. А мне оставалось только смотреть. И эта недоступность сводила с ума, превращая моё поначалу простое увлечение во что-то больное, одержимое. Но первое время я ещё неплохо держался. Ждал, что отпустит. Только вот никак.

Польская быстро прочухала, что я на неё запал. Что в общем немудрено, когда тебя вечно при встрече трахают глазами. Задирала свой аккуратненький носик, краснела и отворачивалась. Делала вид, что меня не существует. Даже если мы оказывались за одним столом, и рядом со мной стояла солонка, она просила передать её другого. И этим только бесила меня ещё больше. Маленькая заносчивая ссс…Зато в такие моменты можно было без зазрения совести представлять, как бы я её наказал за пренебрежение, смотря прямо в упор. Наверно у меня тогда и вовсе было лицо маньяка, потому что Линка тушевалась ещё больше. Начинала нервно смеяться, розоветь, комкать салфетки или накручивать тёмный локон на пальчик. Или губы кусать. Они у неё такие…Я даже, как она ест, смотреть без угрозы не вовремя посетившего стояка не мог.

И где-то через месяца три молчаливых переглядываний я сдурел окончательно. Сдурел так, как никогда раньше. Мне вдруг уже не переспать с ней хотелось, что в общем нормальное желание. Мне хотелось БЫТЬ РЯДОМ. Просто быть рядом бл. дь. Будто я Пьеро какой-нибудь, воющий под окнами Мальвины. Или мне восемдесять, и всё остальное давно перекрыл застарелый простатит. Вот просто смотреть, ну раз больше все равно ничего не светит. Для всего остального существовали другие доступные девчонки. Наверно я неправильный влюбленный, но монашескую жизнь я не вёл. Просто потому что…Ну а смысл? Если бы мне кто сказал, что вот годик потерпи, а потом забирай свою Польскую в вечное пользование, я бы себе всё узлом перевязал. Только вот нахер никому мои жертвы не сдались. Ведь не будет ничего. Тут просто дотронуться- уже за счастье. Хоть руку потом не мой.

Спасало то, что и никто другой на большее пока не претендовал. Вариант " так не доставайся же ты никому" за неимением лучших меня вполне устраивал. Стасик пытался иногда распускать свои мажористые ручонки, но Лина держала его на жёстком голодном пайке. Он походу тоже, как и я, на приветствия за руку надрачивал. У него конечно их было несравненно больше. Но так и быть, я не настолько жадный. Отношения наши с Малинским, в общем неплохим парнем, постепенно стали гораздо прохладней. Вслух никто ничего не говорил, но напряжение так и витало в воздухе. Что рано или поздно херанёт, я уже смирился.

Лина, бл… Я мог закрыть глаза и представить каждую чёрточку её лица, ощутить запах её волос, вопроизвести тепло кожи, повторить все жесты и ужимки. Гибкая, мягкая, красивая, вся такая правильная, домашняя, недоступная. Кошечка моя. Киса. У неё такая походка была: легкая, пружинистая. У меня член в такт покачивался. Когда Линка смеялась, то меж ровных зубов мелькал кончик розового языка, словно у котенка, желающего лакнуть молоко. А когда улыбалась, то ямочка на правой щеке была глубже, чем на левой. И если в упор смотреть, то у неё при смущении радужка темнела, становясь цвета морской волны. Интересно, когда она ещё становилась такого цвета? Наверно…Я насильно обрывал себя, не хотел додумывать. Всё равно не увижу никогда. Ну а может…