Весь этот свет

– Ну, пожалуйста?

Я ответила не сразу.

– Подожди, пока я перестану краснеть.

– Я могу потом это подредактировать, но, так и быть, подожду.

Постепенно жар отхлынул от моих щек. Я кивнула, но сразу напряглась, глядя, как Эллиотт вскидывает фотоаппарат и наводит резкость. После нескольких первых щелчков я расслабилась и стала смотреть в объектив так, будто смотрела на самого Эллиотта.

Он поднялся и принялся фотографировать меня с разных углов, время от времени щелкая ту или иную часть обстановки. Вот он наклонился над музыкальной шкатулкой, сделал снимок, быстро повернулся ко мне и сфотографировал меня в тот момент, когда я с улыбкой наблюдала за ним.

– Ух ты, – пробормотал он, всматриваясь в дисплей. – Это то, что надо.

Он подошел ко мне.

– Откуда у тебя цифровой фотоаппарат?

– Это подарок на выпускной от мамы. Она приезжает сегодня вечером.

– Ясно, – сказала я.

Эллиотт сел рядом со мной и фыркнул.

– Она не такая уж плохая.

– Просто я абсолютно уверена, что твоя мать меня ненавидит. А теперь, когда у тебя такие неприятности…

– Это не твоя вина.

– Твоя мать об этом знает?

– Уверен, тетя Ли все объяснила маме, и не раз. – Стиральная машинка запищала, и Эллиотт вскочил. – Я сделаю.

Он вышел, а буквально через несколько минут вернулся.

– Темные вещи сохнут, светлые стираются.

– Ты очень мил.

Эллиотт подмигнул мне.

– Я наконец-то получил возможность провести с тобой время дома. Хочу удостовериться, что ты еще когда-нибудь меня пригласишь.

Мой рот приоткрылся, я осознала, что мы с Эллиоттом действительно одни дома, и закрыла рот ладонью.

Эллиотт мягко отвел мою руку, наклонился и поцеловал меня, накрыв своими полными губами мои губы.

Мне захотелось, чтобы Эллиотт обнял меня крепче, и я вонзила ногти ему в спину. Он бережно сжал мое лицо в ладонях. Действительно Эллиотт был высок, как игрок Национальной футбольной лиги США, но руки у него были нежные. Эти руки ни за что не смогли бы причинить вред Пресли.

Теплый язык Эллиотта скользнул мне в рот, и я, довольно замычав, откинулась на спину и потянула Эллиотта за собой.

Его руки и рот двигались не так, как раньше, когда нам случалось целоваться. Вдруг оказалось, что Эллиотт почти лежит между моих раздвинутых ног, а жесткая ткань его джинсов трется о мою кожу – получалось очень эротично.

Эллиотт дернулся, сбрасывая ботинки, потом через голову стянул с себя футболку. Кожа у него на спине была мягкая и гладкая, и я водила ладонями по его плечам, спускаясь все ниже. Руки Эллиотта скользнули под толстовку, которую он мне одолжил, коснулись голой кожи моих бедер, задержавшись над поясом штанов.

Мы так страстно и так долго целовались, что у меня начало саднить губы, и все же Эллиотт не торопился ускорять события, ожидая решения от меня.

Его джинсы снова потерлись о мою кожу, он прижался лбом к моему лбу.

– У меня есть… ты знаешь, – прошептал он, задыхаясь.

Презерватив. Эллиотт говорил о безопасном сексе. Осознание этого вернуло меня к реальности, и очарование момента было нарушено. Я отодвинулась от Эллиотта, глядя на его губы.

– Ох.

– Не подумай, что я пришел сюда только за этим. Я ношу его с собой с тех пор, как мы в последний раз… Нам не обязательно это делать.

Было больно смотреть, как Эллиотт, запинаясь, пытается подобрать слова, хотя всего пару секунд назад действовал так уверенно.

Я дотронулась до его губ указательным пальцем и, подавшись вперед, поцеловала их. Эллиотт уже понял, что я собиралась сказать.

– Спасибо, что делаешь это, но я пока не готова.

Он кивнул и сел.

– Отлично. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто я на тебя давлю.

– Хорошо, – я потянулась за толстовкой, – потому что здесь мы точно этого делать не будем.

Эллиотт поцеловал меня в лоб.

– Подожду на диване, пока ты оденешься. Обед через час.

Он направился к двери.

Я встала.

– Я видела, как миссис Мейсон положила пульт от телевизора в ящик стола, – сказала я, когда Эллиотт уже выходил из комнаты.

– Спасибо, малышка.

Я обхватила себя за талию и улыбнулась от уха до уха. Эллиотт еще никогда так меня не называл; я даже не думала, что отношусь к тому типу девушек, которым нравится подобное обращение, скорее наоборот. И все же, стоило мне услышать эти слова из уст Эллиотта, произнесенные с любовью, все мое тело наполнилось неописуемой радостью. Даже голова закружилась. Два простых слова погрузили меня в состояние эйфории.

Тут я замерла. Вся моя одежда в стирке.

– Черт, – прошипела я, бросаясь к двери.

С другой стороны постучал Эллиотт.

– Кэтрин? Твои вещи высохли, – он слегка приоткрыл дверь и просунул в щель корзину с одеждой. – Хотя можешь и дальше ходить в моей толстовке, ты в ней чудесно смотришься.

– Спасибо, малыш.

Я достаточно расхрабрилась, чтобы произнести это вслух. Я забрала у Эллиотта корзину, но он потянулся ко мне сквозь щель, поймал мою руку и поцеловал.

– Я люблю тебя, Кэтрин Кэлхун. Что бы ни случилось, помни об этом.

Его слова подействовали на меня как рассвет, закат, волшебный сон, пробуждение от кошмара. Все эти чудесные моменты сконцентрировались в одном мгновении.

– Я тоже тебя люблю.