Весь этот свет

– Времена твоих метаний в прошлом. – Потом, словно осознав, что это слишком обидно даже для шутливой перепалки, поспешно добавила: – И в будущем, конечно.

Я широко улыбнулась, показывая, что не обиделась, и, пока она еще чувствует себя виноватой, озвучила свою просьбу.

– Дешевый мобильник. Деньги отдам при первой возможности.

– Телефон?

– Я знаю, тут есть стационарный, но надо каждый раз просить, чтобы мне его принесли.

– Ясно, – сказала Парвин. – А это не противоречит правилам?

– А я бунтарка, – сказала я.

– И лентяйка, – добавила Парвин. – Давай-ка уже выходи на работу. Хватит симулировать.

Я хотела еще раз напомнить ей про телефон, спросить, когда она его принесет. Сама возможность, что он может у меня появиться, заставила хотеть его в два раза сильнее. Но вместо этого я сказала:

– Спасибо, что пришла. Я была очень рада тебя видеть.

Парвин вновь посмотрела на меня, приподняв брови и чуть покачав головой. Помолчала немного, словно ждала, пока я еще что-нибудь скажу, потом попрощалась и ушла.

Парвин и разговор с ней меня успокоили. Я провалилась в чудовищный сон, из тех, что охватывают весь мой организм так крепко, что я двенадцать часов ничего не чувствую. Но проснулась я не с тяжелой головой, как обычно, а полная жизни. Все чувства обострились. В палате пахло антисептиком, словно ее только что щедро полили хлоркой, и даже бледные цвета стен и занавесок казались яркими. На тумбочке сидел скворец и смотрел на меня типично птичьим, любознательно-глупым взглядом. Ясным и в то же время ничего не выражающим. Хотя мои нейроны работали на полную мощность, я не сразу осознала, что скворец на чем-то стоит. На коробке. На коробке с мобильником.

Мне удалось сесть в два раза быстрее, чем обычно, невзирая на боль, пронизывавшую весь позвоночник и пронзающую череп. Медсестра, которую я не узнала, стояла у кровати напротив и разговаривала с Квини. Каждое слово звучало слишком отчетливо, и я надеялась, что обострение чувств пройдет так же быстро, как и пришло. Иначе придется попросить Парвин принести мне солнечные очки и беруши.

Я распаковала телефон, включила. Медсестра осуждающе посмотрела на меня, но не подошла и не сказала, что пользоваться мобильными запрещено. Я поняла, что это правило слишком часто нарушалось, и они опустили руки. В этот момент я была благодарна слишком занятому и не слишком организованному медперсоналу и вообще системе общественного здравоохранения.

Телефон оказался гораздо навороченнее, чем я ожидала. С сенсорным экраном, доступом к интернету, иконками почты, сообщений и звонков. Парвин вставила сим-карту и зарядила аккумулятор на полную. Я была так ей признательна, что даже не рассердилась – неужели она думала, я сама не справлюсь? Я набрала номер Джерейнта, нажала на вызов.

Где-то на двадцатой попытке связаться меня все же вынудили положить телефон на тумбочку. Пришла медсестра, чтобы измерить кровяное давление, за ней другая, желавшая осмотреть ногу. Когда с этим наконец покончили, принесли завтрак, а за ним явился викинг Симон.

Теперь, когда я вспомнила Джерейнта и его звонок, когда пыталась ему перезвонить, я не могла думать ни о чем другом. Симон заставлял меня выполнять самые мучительные упражнения, сгибал сломанное колено так, что я готова была потерять сознание, но все это время мои мысли неслись со страшной скоростью. Шоу Джерейнта двадцать четыре на семь. Я вспоминала его, и каждое воспоминание тянуло за собой новое. Как в детстве он подстриг мне волосы. Как мы стояли в прихожей и смотрели на себя в большое зеркало. Я ясно видела наши отражения: серьезный темноглазый Джер и я сама, едва заметная. Я была слишком маленького роста, видны были только мои глаза, лоб и свежеподстриженная челка. Я не помнила, как нас ругала Пат, как Джер орудовал ножницами – только как мы стояли бок о бок и восхищались его работой.

Еще одно воспоминание: тетя Пат варит что-то загадочное в большой кастрюле на плите, кухня полна пара. Я сижу на полу, тетя Пат поет. Джер рисует пальцем на окне, а я завидую, что он первый это придумал.

Еще одно: мы сидим в углу любимого бара. Джерейнт рассказывает мне о простых числах, а я рассматриваю бармена, у которого красивые руки, а волосы собраны в хвост. Еще: клуб, Джерейнт с какой-то девушкой. Нам по семнадцать или восемнадцать, она работает в аптеке, рассказывает, что может принести лекарства с истекшим сроком годности. Они целуются часами напролет, я не могу оторвать от них взгляд, чувствуя одновременно любопытство, отвращение и странную зависть. Это воспоминание было таким ярким, что я не могла поверить – неужели это было много лет назад, а не на прошлой неделе?

– Ты сегодня тихая, – сказал Симон.

– Не считая воплей, – ответила я.

Он кивнул.

– Ну, обычно ты больше меня обзываешь. Что, выходишь из игры?

Он улыбался, но смотрел обеспокоенно. От этого взгляда у меня к глазам подкатили слезы. От этого чувства у меня к горлу подкатила тошнота. Как меня злили все эти сантименты! Будто я совсем расклеилась. Я улыбнулась в ответ, причем как можно язвительнее.