Весь этот свет

– Ну… – пробурчал Миллер все еще мрачно, но Грейс уже поняла, что самое худшее позади. Она ощущала радость и вместе с тем тошноту. – Идите, девочки. На этот раз я вас пропущу, но больше не попадайтесь в такое время.

Как только они остались одни, Эви принялась бурно выражать восхищение.

– Ну ничего себе! Я и не знала, что ты такая, Грейси.

– Лживая? – спросила Грейс. – Тут гордиться нечем.

Ее трясло. Она знала – придется постараться, чтобы скрыть в себе ту девочку, иначе она вырвется на свободу и все испортит.

– Ой, да не будь ты такой занудой, – взмолилась Эви. – Ты была великолепна. Хоть на сцене выступай.

Грейс была не в настроении шутить.

– Я так поступила, потому что выбора не было. Ты нарушила слово.

– Знала бы, что ты так любишь ныть, и брать бы тебя не стала, – ответила на это Эви, повалилась в кровать и вскоре тихонько захрапела.

Мина

Сквозь сон я услышала голос Пат. Он переливался, то взлетал вверх, то снова падал вниз, как у оперной певицы, – это означало, что она сердится, и эти звуки с насильственной жестокостью вырвали меня из сновидений. Внезапно проснувшись, я яростно моргала, чтобы глаза перестали слипаться, и старалась сосредоточить взгляд на дверном проеме. В палате было светло, солнце струилось в окна, и я снова заморгала, готовясь к предстоящему разговору. Когда Пат злилась, ее голос всегда поднимался на октаву по тону и по крайней мере на социальную ступень по дикции. Сейчас тон был истинно королевским.

Она стояла в проеме, плотную квадратную фигуру еще больше подчеркивало громоздкое пальто и манера держать сумку перед собой. Видеть Пат в таком месте было абсурдно. В довершение кошмара на плече у нее сидел чижик.

Я постаралась сесть, чувствуя смутную неловкость. Слава богу, Марк принес ночную рубашку, так что мне больше не было необходимости спать в больничном халате. Да, это была мерзкая персиковая ночная рубашка с вышитым на вороте розовым бутоном, которая больше годилась моей бабушке, но все-таки она была лучше зеленого халата, символизирующего болезнь. Я и не знала, как много возможностей дарила мне жизнь, пока меня не лишили их всех.

К тому времени, как Пат добралась до моей кровати, я почти приняла вертикальное положение, а голова начала кружиться. Тетя склонилась надо мной и сжала в недолгом, грубом объятии. Потом села на стул, сумку бросила на кровать.

– На пол не кладу, – сказала она, – грязный, наверное.

Я шикнула, смутившись, что услышит кто-нибудь из персонала больницы.

– Ну, – начала Пат и умолкла, обводя взглядом палату, не глядя мне в глаза. Я ждала и молчала. Пат держала спину очень прямо, как солдат, губы сжала в тонкую полоску, будто боялась, что слова вырвутся на свободу против ее воли. Когда я уже решила, что она просидит так до конца визита, она сказала именно то, что говорила всегда:

– Ну и что ты наделала?

Я хотела отвернуться лицом к стене. Хотела лечь на спину и лежать, закрыв глаза, пока она не уйдет. Но она была моей семьей. Заменила мне мать. К тому же она проездила столько времени в поисках меня. По всей Англии.

– Попала в катастрофу, – ответила я. Голос был хриплым, поэтому я прокашлялась, прежде чем добавить: – Ничего не помню.

– Откуда ты знаешь? – спросила Пат.

Я не поняла, что она имеет в виду: откуда я знаю, что попала в катастрофу, или откуда я знаю, что все произошло случайно и я не виновата? Думать об этом не хотелось, поэтому я просто сказала:

– Мне сообщили.

Волосы Пат были, как всегда, уложены в узел, но седая челка, обычно стоявшая торчком, теперь была зализана и лоснилась. Я представила, как она встает рано утром, чтобы привести себя в порядок, и ощутила покалывание в голове.

– Как ты узнала, что я здесь?

Глаза Пат сузились в щелки.

– Мне позвонил твой приятель. Очень мило было узнать о нем вот так. Очень приятно было вот так выяснить новости.

Я закрыла глаза.

– Что он тебе рассказал?

– Что ты в больнице. Сказал, ты спишь, но я почувствовала – что-то здесь неладно. Думала, ты в коме.

– Уж прости, не оправдала ожиданий, – я так и не открывала глаз, не могла смириться с тем, что вижу здесь Пат. Ей здесь не место. Ей не место нигде, кроме как в Гауэре.

Почувствовав, как что-то касается моего бедра сквозь одеяло, я все же открыла глаза и увидела, как Пат поспешно отдергивает руку, погладившую меня будто против ее воли. Она поправила одеяло, убедилась, что кнопка вызова медсестры крепко держится. Когда она полезла под кровать, вероятно, с целью проверить чистоту пола, я сказала:

– Все хорошо. Со мной все в порядке. Честное слово.

Пат выпрямилась, смерила меня кислым взглядом.

– Не считая того, что ты отправишься в ад.

– Ну да, не считая этого, – я постаралась придать голосу как можно больше жизнерадостности. Был только один способ наконец почувствовать себя прежней собой – разозлить Пат. Это был рефлекс. Сопротивление бесполезно.

– Где ты остановишься?

– Пока не знаю, – сказала она, – я только приехала.