Весь этот свет

Пат жестом велела мне замолчать.

– Никаких возражений. Не хватало еще, чтобы люди говорили, будто я плохо забочусь о своих детях.

Я хотела сказать, что я не ее ребенок, но, конечно, толка в этом не было. Пат была той силой, сопротивляться которой не имело смысла.

– Он говорит, покупка дома скоро состоится, и хорошо бы тебя сразу перевезли туда. Ну а если нет, придется жить в твоей квартире. Марк говорит, там жуткий бардак.

– Когда ты успела все это с ним обсудить? – У меня кружилась голова, и это не имело никакого отношения ни к травме, ни к волшебному коктейлю из медицинских препаратов.

– Вчера вечером, после того как пришла от тебя, – сказала Пат. – Стыд и срам, конечно, что вы живете во грехе, но по крайней мере он доктор.

– Наук, – сказала я, – медицина тут ни при чем. И вообще, какая разница? – я и сама знала ответ, но не могла упустить возможности лишний раз позлить Пат.

– Я сказала ему, чтобы он поступил как положено, но имей в виду, тебе я ни о чем не говорила. Когда до этого дойдет, ты уж притворись, что удивлена, а то еще обидится. Мужчины – они, сама знаешь, какие ранимые.

Я ощутила липкий страх. Смущение и вместе с тем – ужас.

– Но ты же не… – Господи, Господи, Господи!

Пат покачала головой.

– Не спорь со мной. Я не позволю, чтобы вы съехались раньше, чем поженились. Это неразумно.

Последняя фраза меня удивила. Пат обычно не взывала к разуму, а заявляла, что я буду гореть в аду.

– Не могу же я обречь тебя на вечные муки, – добавила она чуть взволнованно. Ну вот, теперь все как надо.

– Я не хочу замуж, – отрезала я. – Ни за что не выйду. Тем более за Марка.

Последнюю фразу я выпалила неожиданно для себя, но нельзя сказать, чтобы я была с ней не согласна.

Пат улыбнулась.

– Не надейся меня переспорить. Вижу, хочешь меня разозлить, но я не куплюсь на твои выходки. Буду жить у тебя, когда ты отсюда выберешься, и приглядывать за тобой, пока твой будущий муж на работе. Вот будешь здорова и пристроена, тогда и уеду. – Наклонившись, она потрепала меня по руке. – И ни о чем не беспокойся.

Пат говорила со мной непривычно мило и спокойно. Должно быть, вид у меня был еще хуже, чем я думала.

– Ну теперь, раз я поняла, что мне нужно, съезжу домой, возьму все, что надо. И высплюсь как человек, прежде чем опять сюда тащиться. Не спится мне в Англии.

– Думаю, страна в этом не виновата, – сказала я. – Просто ты не любишь уезжать из дома.

Пат смерила меня сочувственным взглядом, выражавшим больше, чем несколько увесистых томов, и принялась доставать вещи из полотняной хозяйственной сумки.

– Вот тебе витамин С, а то еще схватишь грипп. Одному Богу известно, что у них тут за микробы. Вот еще книжки – я же тебя знаю, будешь читать, пока глаза в кучку не соберутся, и… еще вот, – она вытащила из глубин сумки плюшевого кролика с длинными закрученными, изжеванными ушами, которого я очень любила в детстве.

Кроля умер. Его убила Пат. Это была одна из историй, которые я рассказывала самой себе, чтобы убедить саму себя в ее жестокости, привычке все и всегда контролировать, полнейшем бездушии. Но вот он, Кроля. Помятый, оттого что вата местами вылезла, весь в дырках и уже совсем не желтый, как был в детстве, а грязно-белый от постоянных стирок. Я прижала его к лицу, вдохнула запах стирального порошка. Если принюхаться, можно было разобрать чуть заметный аромат детства. Я гладила длинные уши Кроли плавными движениями, о которых забыла и не вспоминала годами. Они были помяты и на концах истрепались, одно сильно искривилось, но мягкая ткань была такой родной, так успокаивала. Я сморгнула подступавшие к глазам слезы. Мне так не хватало Кроли. Он был как талисман в битве со злом, который мне вручили в самое тяжелое время.

– Нам ставили новый бойлер, сняли водонагреватель за сушилкой. Ты все злилась, что я его выкинула, а он потерялся, как я тебе и сказала. Видимо, с нагревателя упал или с полки, когда сушился. Когда я сушила твою постель – постоянно, ну ты помнишь.

Помнила, конечно. Да, я мочилась в постель значительно дольше, чем было простительно. И вслед за приливом благодарности за Кролю я ощутила прилив раздражения. Зачем Пат об этом напомнила? Вот чем плохо общение с семьей – тебе никогда ни о чем не дадут забыть.

Пат как-то странно посмотрела на меня. Я отодвинула Кролю в сторону.

– Спасибо, что пришла. Передай привет дяде Дилану. Скажи, что у меня все хорошо.

Пат кивнула.

– Само собой.

Я хотела спросить, как там Джер, звонил ли он Пат, но мое сердце было без того переполнено. Оно не выдержало бы больше никаких чувств, разорвалось бы.

Пат поджала губы, будто хотела что-то удержать, потом снова кивнула и сухо поцеловала меня в щеку.

Когда она ушла, я снова прижала Кролю к носу и глубоко вдохнула. И вот я уже сидела в своей детской кроватке и болела гриппом, или корью, или еще чем-нибудь. Мне было скучно и жарко, и настроение у меня было паршивое. Пат сидела на краю моей кровати, прислонившись спиной к стене, и мы играли в карты. «Счастливые семьи»[10]. Я и сейчас могла их явственно представить.