Весь этот свет

Говорят, близнецы по отдельности неполноценны. Как близнец заявляю – это очень неприятный стереотип. И обидный. Но в случае мамы и тети Пат это чистая правда. Мама обладала всеми качествами, каких Пат начисто лишена: она была творческой, свободолюбивой, чуждой условностей. Все детство я слышала истории о ее бунтарском духе, о многочисленных талантах, и, поскольку ее не стало, когда я только родилась, мне никогда не суждено было узнать правду. Я хранила волшебную сказку о матери под стеклянным колпаком, но, хотя я всегда это отрицаю, не будь Пат, я не получила бы никакого воспитания.

Мама и Пат – половинки одного целого. Пат досталась вся прагматичность, приземленность, а мать была соткана из эфемерности и духовности.

Если смотреть на вещи с такой точки зрения, можно подумать, что у Пат вообще нет души, но я с этим не согласна. Когда-то была согласна, но сейчас, прижимая к лицу Кролю и вдыхая его запах, я понимала, что больше в это не верю.

Грейс

Грейс ковыляла к водопроводу, таща в обеих руках судна, поставленные друг на друга и угрожавшие в любой момент накрениться, поэтому с трудом видела, куда идет.

– Не набирала бы столько, – заметила Барнс, которая стояла у раковины, засучив рукава, по локти в мыльной воде.

– Тогда не успею до обхода, – пробормотала Грейс, с трудом переводя дыхание. – Хотя, может, и так не успею, – она не договорила, внезапно испугавшись, что сейчас расплачется. Она так устала. Ноги болели, лодыжки гудели, спина готова была треснуть.

– Сестра Аткинсон говорит – тише едешь, дальше будешь. – Барнс повернулась к Грейс и уставилась на нее коровьими глазами. Внезапно Грейс захотелось сказать какую-нибудь дерзость в духе Эви.

– Сестра Аткинсон может хоть с крыши прыгать.

Барнс фыркнула и вновь принялась за работу – стала отмывать мерные колбы с таким видом, будто они были ее частной собственностью.

Грейс доплелась до соседней раковины, начала одно за другим мыть судна. Перед ее глазами пронесся невыполнимый список заданий. Она поменяла простыни, заправила кровати, но нужно было еще закончить с суднами, перегладить свежее белье, протереть колесики на ножках мебели и разнести утренние напитки – и все это до одиннадцати.

– Ой! – вдруг воскликнула Барнс. – Черт побери!

Прервав работу, Грейс удивленно посмотрела на нее. Барнс никогда не ругалась. Она была из тех благонравных девушек, что пышут здоровьем и любят свежий воздух. Порой Грейс представляла ее себе на кухне фермерского домика – на кармане фартука вышит милый барашек, в руках миска для теста.

– Поранилась?

Вынув руки из мыльной воды, Барнс показала ей разбитую мензурку.

– Теперь повсюду будут осколки! Что мне делать?

К изумлению Грейс, Барнс вся побледнела, губы задрожали, будто она вот-вот расплачется.

– Все в порядке, – сказала Грейс как можно жизнерадостнее. – За минуту все уберем.

Осторожно сунув руку в раковину, она нащупала затычку. Вода закружилась и унеслась в сток, Грейс принялась доставать мензурки и колбочки. Барнс помогала, и вскоре полка была заполнена посудой, а в опустевшей раковине блестели осколки и лопались последние пузыри.

– Может, газету принести? – предложила Грейс.

– Не успеем, – сказала Барнс, осторожно вынимая кусочки стекла. – Я и так ничего не успевала, а тут еще это. Сестра меня убьет.

И, ошарашив Грейс уже совершенно, вдруг опустилась на пол, прислонившись спиной к шкафу.

– Ничего у меня не получается. Я такая растяпа! Старшая сестра отправит меня домой…

Она не плакала в голос, но слезы катились сами собой. Вскоре нос Барнс стал краснее, чем щеки, а глаза распухли. Грейс склонилась к ней, похлопала по плечу.

– Ну, ну, успокойся. Все не так уж плохо. Все мы устали, все совершаем ошибки… – пытаясь успокоить подругу, Грейс ощутила, как у нее самой в горле сжался ком. В глазах защипало, и пришлось несколько раз яростно моргнуть. Сейчас не время разводить сантименты. Она нужна Барнс. Если Грейс сейчас не поднимет ее с пола, их застукает дежурная сестра, и обеих вызовут на ковер.

– У тебя-то все хорошо, – промямлила Барнс между всхлипами, – ты способная.

Грейс открыла рот от изумления.

– Да нет, конечно, – только и смогла выговорить она, – у меня тоже ничего не получается.

Барнс вытащила из кармана здоровенный носовой платок и вытерла лицо. Слезы прекратились так же резко, как и начались, и теперь она просто стала еще изможденнее, будто плач ее иссушил.

– Не верю, – сказала она так тихо, что Грейс едва расслышала.

– Думай что хочешь, – ответила она, – но я в жизни себя не чувствовала такой усталой. Порой мне кажется, я вот-вот свалюсь замертво. И все время боюсь.

– Чего? – Барнс внезапно оживилась. Новость о том, что и Грейс плохо, явно подняла ей настроение. Грейс опустила глаза.

– Сделать что-нибудь не так, навредить пациенту.

– Это вряд ли, мы же не занимаемся ничем серьезным, – проворчала Барнс, озвучив извечную жалобу всех санитарок.

– Само собой, но я все равно нервничаю, – сказала Грейс. – Еще волнуюсь, что сделаю целую сотню ошибок, главной медсестре надоест кричать, и она просто возьмет и отправит меня домой.