Читаем Весь свет 1976 полностью

Болезнь, как бывает иногда, еще в детстве приохотила ее к чтению. Особенно любила Халина читать стихи и заучивать их наизусть, пробовала писать сама. Подражала, как признается, Адаму Мицкевичу и Юлиушу Словацкому. Подбирала рифмы для терцин и сонетов, голова, по словам Халины, была полна рифм. Этих детских стихов ее мы не знаем. То, что вошло в поэтические книги Посвятовской («Языческий гимн» — 1958, «Сегодняшний день» — 1963, «Ода к рукам» — 1966 и посмертный сборник «Еще одно воспоминание» — 1968), написано чаще всего свободным стихом, так называемым верлибром, зачастую без знаков препинания. Но в этих нерифмованных и неметризованных стихах то пробьется ямб или хорей, то прозвучит тихонько очень осторожная, очень отдаленная рифма-ассонанс. Строки Посвятовской, пульсирующие то ровно, то неровно, естественны и гармоничны, как все живое.

Страстная любовь ко всему живому, любовь к жизни, к любимому переполняет поэзию Посвятовской. Польский поэт Тадеуш Новак, заходивший к ней в больницу за несколько дней до операции, пишет, что пришел навестить ее, но никак не прощаться: «Потому что как можно было, хотя бы в мыслях, сказать «прощай» Халине. Ведь она была единственной поэтессой, которая в своих стихах всему на свете говорила «здравствуй». Всему на свете, начиная с самого важного, самого ценного в жизни человека — начиная с любви. Ведь никто из современных польских поэтов не умел, не сумел так уверенно, так ярко написать о зарождающемся чувстве, о чувстве, охватывающем до последней частички все существо». Тадеуш Новак называет ее лирику «песнь песней».

Киплинговский Маугли знал форму обращения к любому живому существу: «Мы одной крови, ты и я». Посвятовская здоровается даже с деревьями:

Дереву говорю деревоздравствуй говорюты у которого листья и коричневая кора...лист прильни к моему лицукровь пульсирует в жилах моих и твоих...

В поисках ответной ласки и сочувствия, в одних и тех же словах обращается она к любимому человеку и ко всему любимому ею живому. Один из давних штампов любовной лирики всех народов: «в любимом — вся жизнь». Но Посвятовская, наоборот, о жизни пишет, как если бы о любимом (стихотворение «Так мне хочется жить, что кричу...»). Она любит жизнь, хотя умеет видеть эту жизнь во всей будничности и прозаичности. Вот люди в пассажирском поезде (кстати, поезд — один из часто повторяющихся мотивов польского кино):

...в вагонах становится тесно все места уже занятымужчины облокотившись на окна курят читают газетыженщины поправляют прически их платья мокры от пота...

Столь же резко и ясно умеет увидеть поэтесса себя самое:

нет во мне прежней нежности к моему телуоднако терплю его как терпят рабочую скотинукоторая полезна хоть и требует много заботы...

Некоторые ее образы казались бы жестокими, если бы не были согреты добротой и живой, деятельной любовью:

...а когда мой знакомый старик паралитик в кресле на колесикахразгрызает кусочек хлеба который я ему подаюто в наклоне его головыв движении челюстейбольше жизничем в слове жизнь

В этом последнем стихотворении («Показывают мне слова...») поэтесса признается, что жизнь она любит гораздо больше, чем слова, чем литературу. Но для нее это не повод писать случайными словами, а, наоборот, стимул для поисков самых точных слов, передающих жизнь живого. Самыми точными оказываются слова самые простые, «варварские»:

на варварском моем языкецветы называются цветамио воздухе говорю я воздух...люблю ямой варварский языки говорю люблю

К философии, к словам и книгам философов Посвятовскую толкнуло свойственное молодости стремление понять сразу весь смысл жизни. Оказывается, и в томах философов можно найти живое:

...и Кант как редиска свеж и пахучразгрызаю мякоть и чувствую на языкеострый вкус аргумента...

Поэтому философия, все эти толстые и трудные тома не отгораживают, не отдаляют от нас Посвятовскую, а лишь заставляют выше ценить ее стихи. Тем более, если помнить, что языческие гимны в честь жизни написаны человеком смертельно больным, жившим под постоянной угрозой гибели.

Перейти на страницу:

Все книги серии Весь свет

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
13 отставок Лужкова
13 отставок Лужкова

За 18 лет 3 месяца и 22 дня в должности московского мэра Юрий Лужков пережил двух президентов и с десяток премьер-министров, сам был кандидатом в президенты и премьеры, поучаствовал в создании двух партий. И, надо отдать ему должное, всегда имел собственное мнение, а поэтому конфликтовал со всеми политическими тяжеловесами – от Коржакова и Чубайса до Путина и Медведева. Трижды обещал уйти в отставку – и не ушел. Его грозились уволить гораздо чаще – и не смогли. Наконец президент Медведев отрешил Лужкова от должности с самой жесткой формулировкой из возможных – «в связи с утратой доверия».Почему до сентября 2010 года Лужкова никому не удавалось свергнуть? Как этот неуемный строитель, писатель, пчеловод и изобретатель столько раз выходил сухим из воды, оставив в истории Москвы целую эпоху своего имени? И что переполнило чашу кремлевского терпения, положив этой эпохе конец? Об этом книга «13 отставок Лужкова».

Александр Соловьев , Валерия Т Башкирова , Валерия Т. Башкирова

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное