В-в-ж! Сбитая пулей, шляпа лейтенанта упала на песок. Сам он кубарем скатился с коня.
– Я же вам говорил, Маклейн?! Не попали!
– Не знаю, сэр… Я бы на вашем месте не искушал судьбу…
Сдавленный хрип! Около повозки оседал на землю капрал. На его груди расползалось кровавое пятно. Пуля пробила борт повозки и поразила прятавшегося за ней капрала. Справа осел на землю еще один солдат. До конвоя донеслись хлопки выстрелов.
– Командуйте стрелять, сержант!
– В кого, сэр? Мы никого не видим!
Спустя несколько минут в колонне было уже почти десять человек только убитых. И человек семь было ранено.
– Сержант! В атаку! Или нас всех перебьют, как куропаток! Мы даже не можем стрелять в ответ, эти русские сидят в лесу! И мы их не видим!
Озверевшие солдаты быстро построились. Побросав свои укрытия, к ним присоединились и возницы. Им тоже досталось, пули не делали различия между гражданскими и военными.
– Вперед! – Выхватив шпагу, лейтенант занял место впереди своих подчиненных.
Вот он, проклятый лес… Справа хрип, упал солдат. Еще один, сколько же мы их потеряли тут?
– Сержант…
Маклейн бился на земле, пуля разорвала ему горло…
Вот уже и кусты близко. Один из них шевельнулся, оттуда выскочил невысокий парень в странной пятнистой одежде, отпрыгнул в сторону, присел на колено… Сейчас! Пистолет прыгнул в руку. Ты будешь первым русским, которого я…
Удар! В руку, будто бы бревном дали со всей силы!
Еще один, нога словно бы сломалась…
Темнота…
– Как вы себя чувствуете, лейтенант?
Рыбаков, сидя на лошади, рассматривал лежащего на повозке Гордона.
– Будет жить, – ответил вместо него русский, перевязывавший лейтенанта. – Правой руки, правда, у него не будет, кисть, как ножом, срезало. Так, ему и воевать теперь ни к чему. Если доживет до пенсии, будет цветы поливать, это и левой рукой делать можно. – Сказал он это на нормальном английском языке, видимо, для того, чтобы раненый его понял.
– Что… – прохрипел Гордон. – Что с моими людьми?
– Те, кто уцелел, – ответил Рыбаков, рассматривая трофейный пистолет, – после перевязки, отправятся вместе с вами. В плен. Возницы доведут повозки до поселения и тоже останутся у нас. Британская армия нарушила наши законы, на нашей земле. За все надо платить, надеюсь, вам известно это изречение?
Лейтенант приподнял голову. Жалкая кучка израненных людей, человек восемь. И это все, что осталось от сорока солдат? Сколько уцелело возниц, он не видел, но вряд ли судьба была к ним более благосклонна.
– Какой плен?! Разве мы в состоянии войны с вами?!
– Вас предупреждали, лейтенант. Вы сами, и никто другой, виноваты во всем произошедшем. Запомните и передайте остальным, когда сможете. Русские делают только одно предложение. Его можно принять – и уцелеть. Можно отклонить – и умереть. А ваши возчики… У меня приказ, да и возвращаться им будет некуда…
– ???
– Вашего форта скоро не будет, как и всех, кто поступит неразумно, вроде вас, и не согласится на добровольную сдачу. Прекратим этот спор, у меня мало времени и людей, чтобы заниматься с вами отдельно.
– Мало? Судя по плотности огня, вас было не менее сотни!
– Марина! Кругом спокойно?
Из близкого кустарника, который даже не шелохнулся, выскользнула фигурка, в которой, присмотревшись, Гордон узнал стрелявшего в него паренька. Паренька? Да это же…
– Да, лейтенант, наши женщины тоже воюют наравне со всеми, – русский печально улыбнулся. – Такова жизнь, как говорят ваши соседи – французы.
– Это… все ваши люди?
– Да. Таможенный пост, даже и не армия. Увы, но настоящих солдат мне не дают…
– Вы хотите сказать… против нас воевало всего три человека?!
– Четыре! Наши женщины тоже умеют воевать, если нужно. Мы же не на войну с вами шли? Роджерс обещал нам, что груз будет доставлен в это место, вот нас и выслали вам навстречу. У вас есть еще вопросы?
Подпрыгивая на неровностях почвы, повозка тащилась в неизвестность. Сдерживая рвущиеся с губ проклятия, лейтенант жаждал только одного – добраться до этого проклятого зазнайки Роджерса. И пусть он заранее заказывает себе поминальную службу!