1 Перикл говорит, что зрелище афинских празднеств и драгоценных построек, разгоняет мрачное настроение. Мы, немцы, сильно страдаем от такого мрачного настроения. Шиллер надеялся, что поток простого и возвышенного вызовет нравственный подъем путем подъема эстетического. Вагнер надеется, наоборот, что моральная сила немцев обратится наконец к искусству и потребует от него достоинства и серьезности. Он относится к искусству так строго и серьезно, как только это возможно: только таким путем надеется он возродить его облегчающее радостное влияние. Все это у нас совершенно извращено и ненатурально: мы ставим всякие препятствия на пути людей, которые должны радовать нас искусством, мы требуем от них таким образом огромной гениальности и нравственной силы. Именно потому, что образование так тяжело дается нашим художникам и они должны затрачивать на борьбу все свои силы, мы, нехудожники, так слабы в наших моральных требованиях к себе самим: в принципах и воззрениях на жизнь царит дух любви к удобству. Легко относясь к жизни, мы теряем истинную потребность в искусстве. Когда жизнь наподобие афинской требует постоянного исполнения долга, самопожертвования, предприимчивости, трудов, тогда люди научаются почитать искусства, празднества и жаждать всех вообще плодов культуры. Отсутствие у немцев культуры зависит главным образом от их моральной слабости.
2
Всюду видны симптомы вымирания истинного образования, его полного истребления.
Торопливость, отлив волны религии, национальная борьба, мельчающая и вскрывающая наука, презренное стремление высших классов к деньгам и животным наслаждениям, отсутствие в них любви и великодушия.
Все яснее становится для меня, что люди образованные дальше всех ушли в этом направлении, с каждым днем они становятся все скуднее мыслями и любовью. Куда бы мы не заглянули, все служит наступающему варварству, искусство так же, как и наука! Великий поток варварства у порога! Что же нам делать, когда нам нечем защититься и мы стоим рядом с остальными?
Попробуй охранять те силы, которые еще остались, соединиться с ними и обуздать вовремя угрожающую опасность варварства. Надо отказаться от мысли о союзе с «образованными». Это худшие враги: они мешают врачу и лгут, будто болезни не существует.
Мудрость независима от знаний знающих.
Надежды можно питать только относительно низших необразованных классов. От классов ученых и образованных надо решительно отречься. А следовательно, отречься и от греков, которые понимали лишь эти классы и сами к ним принадлежали. Люди, которые ясно сознают, что такое нужда, наверное легко поймут, чем может быть для них мудрость. Больше всего надо опасаться, как бы современное образование не заразило необразованные классы.
Если бы явился теперь новый Лютер, он стал бы громить отвратительный образ мыслей имущих классов, их глупость и бессмыслие, благодаря которым они даже не предчувствуют грозы.
Где ищем мы народа!
Как только рабочее сословие поймет, что оно может легко обогнать нас в деле образованности и добродетели – с нами будет покончено. Но если этого не будет, тогда для нас настанет уже совсем конец.3. …………………………………………………………………..