Веселая наука

6

Остальные науки (естествознание, история) могут лишь объяснять, но отнюдь не повелевать. Если они и повелевают, то лишь доказывая пользу того или другого поступка. Но каждая мистика, каждая философия скрывает в себе какую-нибудь возвышенную противоестественность, какую-нибудь очевидную бесполезность. Что же, надо ли поставить над ними крест, как и над поэзией, которая есть своего рода бессмыслица?

Счастье человека покоится на том, что где-нибудь существует для него неоспоримая истина, будь то более грубая (благо его семьи, как высший его двигатель), или более тонкая, например вера и т. п. Когда опровергают это, он перестает слушать.

При современной огромной подвижности философ должен служить тормозом: но в силах ли он быть им?

Часть вторая

Нападки на философию

1 Самое строгое направление философской мысли того и гляди обратится в теорию релятивизма: «человек есть мера вещей». Это ее конец: может ли быть что-нибудь надоедливее этих параличных сторожей, которые то и дело возглашают: «ни шагу дальше!» – «сюда вход воспрещается!» – «такой-то зарвался», – «мы ничего не знаем с абсолютной достоверностью» и т. д. Это почва совершенно бесплодная. Итак, с этим направлением мы покончили! Император Август, будучи мальчиком, приказал замолчать лягушкам, кричавшим вокруг его виллы и надоевшим ему. Светоний утверждает, что они с тех пор замолчали.

2 Надо помнить, что масса философии нами унаследована, что человечество почти насыщено ею. Сколько практической философии содержит в себе всякий разговор, всякая книга, всякая наука! В какой массе случаев становится ясным, как много унаследованной философии заключает в себе всякий человек! Даже у людей Гомера проявляется эта философия. Я хочу сказать, что человечество не перестанет философствовать, если даже кафедры останутся пустыми. Чего-чего только не поглотила и не усвоила себе теология, например всю этику. Такое миросозерцание, как христианское, должно считаться со всеми остальными теориями, бороться с ними, притягивать их к себе, или ставить границы между ними и собою – даже уничтожать их, если они сильны и самостоятельны.

3

Если бы философы захотели теперь мечтать о собственном государстве, то оно называлось бы не Платонополь, а Апрагополь, т. е. город праздных.

Третья часть

Картина современной философии

А) бессилие современной философии

1

Некоторые вещи приобретают прочность, только когда они становятся слабыми. До тех пор им грозит опасность внезапной и неожиданной гибели. Здоровье крепнет в старческом возрасте. Так и философия насчитывает как раз теперь самое большое количество ценителей и сторонников: она уж не мучит больше людей, многих она даже поддерживает, и они благодаря ей вправе открывать рот и болтать себе сколько угодно. Вещи крепкие и сильные находятся в опасности погибнуть, неожиданно сломаться, привлечь удар молнии. Со всеми полнокровными может случиться удар: но нынешняя уж философия, наверное, не умрет от удара. Особенно безвредной, а, следовательно, бессмертной стала философия с тех пор, как обратилась в историческую дисциплину.

2 Поразительный недостаток любви в современных философах, которые заботятся лишь об избранных; к их мудрости не примешано ни капли веры. Мудрость должна светить всем, как солнце: даже в самую низкую душу должен проникнуть хоть бледный луч ее.

3 Отказывать людям в надежде на обладание! Философия и религия – это тоска по особого рода обладанию.

4 Науки похожи на деревья: можно держаться только за стволы и нижние ветви, а не за верхушки и крайние веточки: иначе и сам упадешь, и ветви обломятся. Так обстоит дело с философией: горе юности, которая хочет уцепиться за вершину.