Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

Обильной выпивкой сопровождалась каждая деревенская свадьба. Ритуал соблюдался неукоснительно. Свадебный поезд периодически останавливался, чтобы выпить стаканчик-другой, благо, причина для этого всегда находилась: то «сломалась оглобля», то «порвались гужи» и т. п. Пили и во время венчания, и после оного. Иногда свадебный обряд приобретал откровенно гротескный характер: «По положению батюшка должен читать новобрачным нравоучения, но самогон связал ему язык, и, пробормотав какую-то нелепицу, батюшка объявил обряд выполненным»[532].

Несмотря на заявления сельских комсомольцев, что комсомольцы – это «те, которые не пьют», и комсомольская свадьба в деревне не обходилась без возлияний. Перед нами описание «красной свадьбы» в селе Ново-Покровка Семипалатинской губернии, «сценарий» которой пугающе напоминает традиционный сельский праздник: «Жених с невестой направляются в дом жениха, здесь молодых благословляют и сажают в углу под образами. На столе перед ними стоит четверть самогона и… сосна, украшенная цветами. На груди жениха красуется красный бант, приколотый значком КИМа»[533].

Но все-таки в ряде случаев комсомольцы блюли чистоту своих рядов. Так, 18-летний Федор Шамалин был исключен из рядов ВЛКСМ после того, как, напоенный матерью до потери сознания, разорвал комсомольский билет в присутствии секретаря ячейки. Члены деревенских комсомольских организаций неоднократно доносили в милицию на односельчан-самогонщиков. Не останавливало даже семейное родство. На известного деревенского самогонщика Андрея Яковлевича Сысоева его дочь комсомолка Нюша лично написала заявление. Вскоре приехал отряд из районного центра и накрыл всех самогонщиков. Затем последовали арест, суд и штраф в 25 рублей. Когда родители узнали, кто был виновником злоключений, Нюше пришлось уехать в Москву на фабрику[534].

Но, как гласит деревенская частушка:

Самогонщику все едино,
Что ни поп, все батька,
Лишь была бы самогонка,
Да затвора кадка.

Большинство самогонщиков стали профессиональными винокурами, мелкими заводчиками, готовыми пойти на все ради обогащения. На базе самогоноварения рождалась новая, советская буржуазия, и, само собой, истраченные пролетариатом и крестьянством на самогон деньги обогащали отнюдь не «родное государство».

«Нэпорумяная, угарно пьяная»

Корни алкоголизма уходили, несомненно, глубже плоскости классового противостояния. Но некоторые основания для того, чтобы связывать злоупотребление спиртным с «нэпманской стихией», все же были. На первом месте стояли экономические причины. 18 января 1923 года ВЦИК и СНК приняли декрет «О дополнительном обложении торговых и промышленных предприятий на проведение мероприятий по борьбе с последствиями голода», которым устанавливалось дополнительное обложение не только предприятий, производящих предметы роскоши и торгующих ими (50 % стоимости патентов и 1 % с оборота), но и кафе, ресторанов высших разрядов (100 % патента и 3 % с оборота), заведений, торгующих пивом и вином (100 % их стоимости)[535].

Последствия «сухого закона» сказывались не только на мелкой уличной преступности и «бытовухе». 24 сентября 1923 года в Ростове-на-Дону с пивзавода «Заря» до ночи шел экстренный отпуск пива частным владельцам – разливали даже горячее. Дело в том, что на следующий день цена на сей напиток должна была повыситься вдвое[536]. В условиях рыночной стихии и прямого государственного давления предпринимателям приходилось проявлять «чудеса» изворотливости, чтобы завлечь покупателя. Печать сообщала, что в Ленинграде арендаторы норовили открывать «заведения с желто-зелеными вывесками» (пивные) поближе к заводам, мотивируя тем, что вложишь ближе к массам, производительность подымешь»[537], а в городе Гусь Хрустальный Владимирской губернии некий предприимчивый частный торговец, «идя навстречу населению и все развивающейся промышленности», ходатайствовал перед ЦИКом об открытии крупной оптовой торговли крепкими напитками[538]. На страницах сатирических журналов такой «специалист», сетовавший на трудности жизни, был представлен весьма карикатурно: «Завод самогонный имею, а обидно: не знаю, как до довоенной выработки поднять производство – до войны-то ведь его не вырабатывали»[539].