Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

Качественное отставание отечественной промышленности было преодолено – СССР стал одним из немногих государств, способных производить любой вид промышленной продукции. Однако, первоочередной рост отраслей по выпуску машин и оборудования, ударное строительство предприятий-гигантов происходило при явном невнимании к социальной сфере. Тогдашний председатель высшего хозяйственного органа (ВСНХ СССР) В.В. Куйбышев видел в растущей нехватке «ширпотреба» как раз преимущество социалистической экономики, поскольку несоответствие между спросом и предложением должно «толкать промышленность на быстрое развитие, оно свидетельствует о росте благосостояния, являясь стимулирующим моментом для индустриализации»[620].

«Большой скачок» с его стройками-гигантами требовал все больше и больше средств. С началом «великого перелома» все усилия были направлены на то, чтобы любой ценой обеспечить форсированное развитие тяжелой промышленности. По официальным данным, в 1928–1933 годах затраты на нее примерно на 45 % превысили намеченные расходы. Необходимы были дополнительные миллиарды рублей – тем более, что внутрипромышленные накопления оказались намного меньше запланированных: с 1931 года промышленность стала нерентабельной и оставалась таковой до конца 1930-х годов. Рывок в промышленности произошел за счет сверхцентрализации и мобилизации ресурсов: фонд накопления в составе национального дохода увеличился с 10–15 % до 40–44 % в 1930–1931 годах, что на практике оборачивалось сокращением производства необходимых товаров, прямым насилием над крестьянством и общим падением жизненного уровня. Как известно, новое руководство не остановилось даже перед угрозой массового голода в наиболее хлебородных районах для «выкачивания» зерна на экспорт из новообразованных колхозов и совхозов. Соответственно, необходимо было максимально мобилизовать все прочие резервы. При таком подходе государственная монополия на спиртное стала представляться необходимым рычагом увеличения государственных доходов. В высшем эшелоне партийногосударственного руководства колебаний и на этот счет не было – с оппозицией к началу 1930-х годов было покончено.

Формально антиалкогольная кампания еще продолжалась. Но Сталин уже в сентябре 1930 года твердо предписывал только что назначенному председателем Совнаркома В.М. Молотову: «Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны… Имей в виду, что серьезное развитие гражданской авиации тоже потребует уйму денег, для чего опять же придется апеллировать к водке»[621]. Указание вполне откровенное: ни о каких временных шагах и уж тем более о здоровье населения речи уже не шло. После таких, разумеется вполне секретных, решений любые попытки развития трезвенного движения были обречены, тем более что за ним было немало и действительных грехов.

«Штурмовая» кампания уже в конце 1929 года привела к смене руководства ОБСА. Ларин и Дейчман были отстранены за излишнюю активность и создание атмосферы «ожесточенной враждебности к таким правительственным органам, как Наркомфин, Наркомторг, Госплан, в которых, конечно, есть недостатки, но которые, тем не менее, есть органы пролетарской диктатуры», – именно так были расценены резолюции митингов ОБСА против намечавшегося увеличения производства спирта[622]. Нарастание государственной регламентации всех сфер общественной жизни исключало само существование самодеятельного движения; отныне жизнь граждан должна была определяться исключительно идущими сверху распоряжениями. Уместно вспомнить цитированные выше слова Сталина, что государство вольно решать, потреблять или не потреблять водку его гражданам…

Однако первые же попытки форсированного переустройства экономики привели к серьезным трудностям в снабжении продовольствием. Решением этой проблемы стало введение (с 1928 по 1934 год) карточек для горожан на основные продукты при одновременном повышении цен на прочие товары и расширении коммерческой торговли (1 кг черного хлеба стоил по карточкам 12 коп а в свободной продаже – 2, 5 руб.). Другим источником бюджетных поступлений стала работа печатного станка: объем денежной массы увеличился к 1933 году в пять раз по сравнению с 1928 годом. Эмиссия сделала рубль уже в 1928 году неконвертируемым и увеличила денежную массу в 8 раз. При этом тяжелая индустрия не давала должной прибыли и требовала государственных дотаций.

Спиртное не вошло в число распределяемых по карточкам товаров, но с июня 1932 года по постановлению Государственного комитета цен при Совете труда и обороны в продажу пошла пшеничная водка по цене в полтора раза выше прежней[623]. Рост цен на продовольствие продолжался и впоследствии: в 1932–1940 годы они увеличились еще в 2–5 раз. В 1940 году цены были в 6–7 раз выше, чем в 1928 году, и «съедали» все увеличение зарплаты, которая и так была невысокой.