Следует отметить, что досталось и юнкерам. Один из них вспоминал: «Во время обстрела Зимнего дворца жертв среди юнкеров было не много, но после того, как мы были арестованы, многие из товарищей были убиты, ранены или избиты»[362]
.Большевики не любили вспоминать, что солдаты и матросы, «бравшие Зимний», вынесли оттуда ценные предметы искусства. Но, например, «Известия» от 4 ноября в заметке «Вещи из Зимнего» сообщали, что в комендатуру Зимнего дворца была доставлена милицией бронзовая ваза, отобранная у солдата Преображенского полка[363]
. В эсеровском «Деле народа» 6 ноября появилась статья «Грабеж доказан», в которой отмечалось, что в городе расклеены объявления от «комиссаров (Ятманова и Мандельбаума) для защиты музеев и художественных ценностей»: «господа комиссары «убедительно просят» полковые и флотские комитеты Петрограда принять меры «к возвращению» в Зимний дворец художественных предметов, представляющих большую историческую ценность, исчезнувших из Зимнего дворца в ночь с 25 на 26»[364].Однако художественные ценности дворца, оказавшиеся на какое-то время доступными широким солдатским массам, не вызывали у них большого ажиотажа. После первого «штурма» проснулся кураж, и захотелось еще и еще брать приступом дворцы, замки, крепости и пр. В этом, возможно, выразилось нереализованное ожидание участия в военных действиях. Ведь на стороне большевиков в подавляющем большинстве оказались запасные батальоны, состоявшие из новобранцев, и солдаты гвардейских полков столичного гарнизона, которые именно потому поддержали лозунг «Долой войну!», что им и в столице жилось неплохо. Но несмотря на это продемонстрировать героизм все же хотелось, и после взятия Зимнего начался непрекращающийся солдатский штурм зданий, в подвалах которых рассчитывали найти запасы спиртного.
С 26 октября пошла череда постоянных винных погромов. Такого в России еще не бывало! Каждый день в разных частях города пьяные толпы солдат, рабочих, уголовных элементов и просто любителей побезобразничать вскрывали частные и государственные погреба. 28 октября в «Деле народа» в статье под названием «Обычное» было напечатано: «В городскую думу стали поступать сведения о разгромах винных складов в Петрограде. На Гутуевском острове сама охрана разгромила склад и перепилась. В связи с этим перед комитетом общественной безопасности встал вопрос о принятии мер охраны общественной безопасности населения столицы. Комитет постановил уничтожить все запасы крепких напитков, хранящихся на частных складах, за исключением содержащих менее 1,5% алкоголя. Вопрос о казенных складах, за их малочисленностью, остается пока открытым»[365]
.Примечательно, что комитет общественной безопасности, ставший альтернативным большевикам органом власти, открыто провозгласил то, что еще в конце августа начало делать Временное правительство, – уничтожение алкогольных запасов с целью недопущения массовых пьяных беспорядков. Однако в условиях сложившегося двоевластия, социально-политического кризиса и фактического начала гражданской войны выполнить это было не так-то просто. К тому же новое Временное правительство рабочих и крестьян, или Совет народных комиссаров, игнорировало начавшуюся волну пьяных погромов, по-видимому, не желая портить отношения с солдатской массой (пусть и пьяной), предоставляя своим политическим конкурентам самостоятельно решать эту щекотливую проблему.
Волей-неволей тема пьянства возникала в созданном в ноябре народно-революционном суде – экспериментальном предприятии, на котором и судьи, и присутствовавшая публика (все из рабочих) совместно решали судьбу обвиняемых. Деятельность временного народно-революционного суда, образованного рабочими Выборгской стороны, началась 4 ноября 1917 года. Показательно, что первое же рассмотренное на нем дело касалось солдата-милиционера Беляева. Обвинение было сформулировано кратко: «В нетрезвом виде стрелял из винтовки»[366]
.В то время как в новоиспеченном народно-революционном суде, в периодической печати, в стенах Городских дум звучали призывы покончить с уличными безобразиями, эта самая улица продолжала жить по собственным законам. Разгромы следовали один за другим, и газеты не всегда поспевали их фиксировать. Причем погромная волна не утихала по мере удаления от Великого Октября. В ноябре происходило все то же самое: «Вчера (7 ноября) был разгромлен винный погреб во дворце бывшей великой княгини Ксении Александровны, помещающийся на офицерской улице. Из находящейся при дворце кладовой унесено много кусков материи»[367]
. Еще удивительно, что перепившиеся громилы додумались поживиться и в соседней кладовой, украв дефицитную материю, которую после несложно было продать на каком-нибудь рынке.