Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

Следует отметить, что досталось и юнкерам. Один из них вспоминал: «Во время обстрела Зимнего дворца жертв среди юнкеров было не много, но после того, как мы были арестованы, многие из товарищей были убиты, ранены или избиты»[362].

Большевики не любили вспоминать, что солдаты и матросы, «бравшие Зимний», вынесли оттуда ценные предметы искусства. Но, например, «Известия» от 4 ноября в заметке «Вещи из Зимнего» сообщали, что в комендатуру Зимнего дворца была доставлена милицией бронзовая ваза, отобранная у солдата Преображенского полка[363]. В эсеровском «Деле народа» 6 ноября появилась статья «Грабеж доказан», в которой отмечалось, что в городе расклеены объявления от «комиссаров (Ятманова и Мандельбаума) для защиты музеев и художественных ценностей»: «господа комиссары «убедительно просят» полковые и флотские комитеты Петрограда принять меры «к возвращению» в Зимний дворец художественных предметов, представляющих большую историческую ценность, исчезнувших из Зимнего дворца в ночь с 25 на 26»[364].

Однако художественные ценности дворца, оказавшиеся на какое-то время доступными широким солдатским массам, не вызывали у них большого ажиотажа. После первого «штурма» проснулся кураж, и захотелось еще и еще брать приступом дворцы, замки, крепости и пр. В этом, возможно, выразилось нереализованное ожидание участия в военных действиях. Ведь на стороне большевиков в подавляющем большинстве оказались запасные батальоны, состоявшие из новобранцев, и солдаты гвардейских полков столичного гарнизона, которые именно потому поддержали лозунг «Долой войну!», что им и в столице жилось неплохо. Но несмотря на это продемонстрировать героизм все же хотелось, и после взятия Зимнего начался непрекращающийся солдатский штурм зданий, в подвалах которых рассчитывали найти запасы спиртного.

С 26 октября пошла череда постоянных винных погромов. Такого в России еще не бывало! Каждый день в разных частях города пьяные толпы солдат, рабочих, уголовных элементов и просто любителей побезобразничать вскрывали частные и государственные погреба. 28 октября в «Деле народа» в статье под названием «Обычное» было напечатано: «В городскую думу стали поступать сведения о разгромах винных складов в Петрограде. На Гутуевском острове сама охрана разгромила склад и перепилась. В связи с этим перед комитетом общественной безопасности встал вопрос о принятии мер охраны общественной безопасности населения столицы. Комитет постановил уничтожить все запасы крепких напитков, хранящихся на частных складах, за исключением содержащих менее 1,5% алкоголя. Вопрос о казенных складах, за их малочисленностью, остается пока открытым»[365].

Примечательно, что комитет общественной безопасности, ставший альтернативным большевикам органом власти, открыто провозгласил то, что еще в конце августа начало делать Временное правительство, – уничтожение алкогольных запасов с целью недопущения массовых пьяных беспорядков. Однако в условиях сложившегося двоевластия, социально-политического кризиса и фактического начала гражданской войны выполнить это было не так-то просто. К тому же новое Временное правительство рабочих и крестьян, или Совет народных комиссаров, игнорировало начавшуюся волну пьяных погромов, по-видимому, не желая портить отношения с солдатской массой (пусть и пьяной), предоставляя своим политическим конкурентам самостоятельно решать эту щекотливую проблему.

Волей-неволей тема пьянства возникала в созданном в ноябре народно-революционном суде – экспериментальном предприятии, на котором и судьи, и присутствовавшая публика (все из рабочих) совместно решали судьбу обвиняемых. Деятельность временного народно-революционного суда, образованного рабочими Выборгской стороны, началась 4 ноября 1917 года. Показательно, что первое же рассмотренное на нем дело касалось солдата-милиционера Беляева. Обвинение было сформулировано кратко: «В нетрезвом виде стрелял из винтовки»[366].

В то время как в новоиспеченном народно-революционном суде, в периодической печати, в стенах Городских дум звучали призывы покончить с уличными безобразиями, эта самая улица продолжала жить по собственным законам. Разгромы следовали один за другим, и газеты не всегда поспевали их фиксировать. Причем погромная волна не утихала по мере удаления от Великого Октября. В ноябре происходило все то же самое: «Вчера (7 ноября) был разгромлен винный погреб во дворце бывшей великой княгини Ксении Александровны, помещающийся на офицерской улице. Из находящейся при дворце кладовой унесено много кусков материи»[367]. Еще удивительно, что перепившиеся громилы додумались поживиться и в соседней кладовой, украв дефицитную материю, которую после несложно было продать на каком-нибудь рынке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология